Анатолий Уткин - Большая восьмерка - цена вхождения

Обратимся к американскому дипломату и ученому, посвятившему жизнь практике и теории «холодной войны»: «Запад допускал ошибку, веря в то, что советские лидеры были привержены исторически якобы неизбежной борьбе между двумя мирами до тех пор, пока, в конце концов, не достигнут своего триумфа . Другие мотивации и интересы, включающие в себя национальные цели, институциональные интересы и даже личные персональные особенности, играли свою роль» 7.

Весь шум по поводу потенциально владеющей всей Европой Советской России несерьезен. Пугало в виде огромной евразийской державы было безусловно необходимо Соединенным Штатам для оправдания своего стояния и доминирования в долине Рейна и на Японском архипелаге. А если бы это было не так, то американские вооруженные силы сразу же после окончания противостояния с Организацией Варшавского Договора покинули бы дальние пределы и возвратились, по крайней мере, в свое полушарие. Но они, эти американские войска, стоят и не думают покидать 120 стран мира, четыре океана и весь «приземный» космос. Они стоят в восьми из пятнадцати бывших советских республик, они контролируют безусловно большую территорию Земли. Это самая большая империя в мировой истории.

Планам этой величайшей империи между 1945 и 1991 гг. препятствовала огромная евразийская держава, Советский Союз, исходящий из национального инстинкта сохранения суверенитета. На третьем десятилетии противостояния американское руководство стало активно искать способ раскола своего геополитического противника. При этом Америка обратилась прежде всего к симпатизирующей Западу части советского населения.

Встретившись при Петре I с Западом, российское общество породило удивительную поросль — российскую интеллигенцию («люди чужой культуры в своей стране», как говорил русский философ Г. Федотов). С некоторых пор само понятие «интеллигенция» во всех основных энциклопедиях мира характеризуется как особое явление России. Стандартное определение: образованный класс с русской душой. Как писал философ С. Булгаков, «ей, этой горсти, принадлежит монополия европейской образованности и просвещения в России, она есть главный его (Запада. — А. У.) проводник в толщу стомиллионного народа, и если Россия не может обойтись без этого просвещения под угрозой политической и национальной смерти, то как высоко и значительно это историческое призвание интеллигенции, сколь устрашающе огромна ее историческая ответственность перед будущим нашей страны».

Российская интеллигенция стала подлинным властителем сложившегося в стране общественного мнения в ходе и после реформ 60-х годов XIX века. С этого времени в сознании жителей огромной страны кристаллизуются вопросы геополитического значения: чем является Россия по отношению к Западу — подчиненной или просто более молодой отраслью индоевропейского древа, представителями все той же христианской — общеевропейской культуры или особой, восточноевропейской цивилизации, а возможно, провозвестницей некой новой культурной волны. От ответа на этот вопрос зависел выбор пути: стремиться к максимальному заимствованию, сближению, вступлению буквально на любых условиях в Запад, или, ощутив наличие противоречий, историко-культурное различие, несходство духовно-интеллектуального стереотипа, обратиться к собственным историческим канонам развития, не претендуя на место одного из хозяев в холодном западном доме.

Где место России в открывшемся цивилизационном многообразии мира? Российская интеллигенция безусловно тяготеет к определенному ответу: на Западе, в Европе, нашем общем доме, откуда в Россию пришли культура, религия, письменность, наука, важнейшие идеи. Этой дорогой страна идет, начиная с Петра Первого. Главным смыслом происшедшего в 1991 году, как и последующих попыток реформ в России, было нежелание народа жить в изоляции, признание привлекательности западных ценностей, отношение к Западу как носителю «секретов» производства, ведущего к благополучию, близких идеалов и многих завидных качеств. Но опыт 90-х годов никак не однозначен. И снова внимание обращено к российской интеллигенции. Может ли она помочь России избежать участи оказаться во «второсортной Европе», избежать опасности ощутить себя чуждой латино-германской основе Запада, опасности быть вытесненной политически и культурно к вечной мерзлоте северо-востока Евразии?