Александр Носович - Задворки Европы. Почему умирает Прибалтика

Для Эстонской республики эмиграция – не такая острая тема, как для Латвии и Литвы, однако и там потеря 130 тысячи человек уехавшими (а это 10 % населения) – нешуточный вызов для 1,3 миллионного государства.

У эстонцев несколько иная география массовой миграции: более половины эмигрантов уезжают оттуда в соседнюю Финляндию. Финны и эстонцы – два родственных друг другу народа финно-угорской группы: их языки соотносятся друг с другом примерно как русский с украинским, а развитие отношений друг с другом является приоритетом обеих стран, поэтому сложностей при трудоустройстве на новом месте у эстонских переселенцев обычно не возникает. При этом зарплаты в Финляндии в 5–6 раз больше, чем в Эстонии, а по уровню ВВП на душу населения Суоми занимает 18-е место в мире, тогда как в Эстонии за чертой бедности находится 17,5 % населения, а расходы на социальную сферу еще недавно находились на последнем месте в Евросоюзе: 12 % государственного бюджета против 27 % в среднем по ЕС.

Поэтому неудивительно, что из Эстонии стремятся уехать в Финляндию, а также в традиционные для Прибалтики Великобританию и Норвегию. Также, как и в Латвии, первая большая волна эмиграции из Эстонии была связана с выдворением из страны русскоязычного населения: Эстонская республика в унисон с Латвийской вводила в начале 90-х годов институт негражданства, законы об иностранцах и основах языковой политики (подробнее см. Глава V). Кроме того, из-за ликвидации советских армейских частей и жесткого давления эстонского общества и новой власти, из страны в экстренном порядке выезжали военные и их семьи. Поэтому первый пик эмиграции из Эстонии был в 1992 году.

Совершенно другая ситуация возникла, когда открылись границы на запад. С момента вступления страны в Европейский союз – ежегодный прирост количества эмигрантов при неизменно отрицательном сальдо миграции. Резкий рост количества уехавших, разумеется, связан с «эвакуацией» трудоспособного населения после кризиса 2008 года. Кризис ударил по Эстонии не так сильно, как по Латвии и Литве, но его результатом точно так же стала ускоренная эмиграция. Если в 2009-м уехало 4,6 тысяч, то в 2010-м – 5,4 тысячи, в 2011-м – 6,2 тысячи, в 2012 – почти 11 тысяч.

«До того, как не появятся официальные цифры, предположу, что человеческие потери Эстонии за последние 20 лет сопоставимы с произошедшим у нас во время Второй мировой войны», – заявил в 2011 году накануне празднования юбилея провозглашения независимости Эстонии мэр Таллина Эдгар Сависаар, – численность населения является мощнейшим индикатором, показывающим жизнеспособность региона. Для Эстонии в целом такой показатель в любом случае является негативными».

Данный показатель является негативным не только для Эстонии, но и для всей Прибалтики – для Латвии и Литвы даже на порядок больше, чем для Эстонии.

В Таллине в большом ходу шутки про эстонских врачей: в республике дефицит медицинских работников, потому что квалифицированные доктора в большинстве своем при первой же возможности уезжают работать в Финляндии. Это характерная черта – «утечка» образованных и востребованных специалистов из стран Балтии. Но местная эмиграция этим определением не исчерпывается: уезжают не только «белые воротнички» – уезжают и бывшие работяги с закрывшихся заводов, и аграрии из «восстановленных» после «советской оккупации» хуторов, и гуманитарии, получившие диплом юриста Латвийского или Тартусского университета, и отправляющиеся с ним разносить пиво в Глазго или Дублине. Прибалтийская эмиграция многолика: эмигрируют и мужчины, и женщины, и горожане, и селяне, и работники умственного труда, и работники физического, и представители титульных наций, и русскоязычное меньшинство, и семейные, и бессемейные, и люди среднего возраста, и молодежь.

Эмиграция стала социальной нормой литовского, латвийского и эстонского обществ, она определяет ритм жизни в балтийских республиках, а её многостороннее влияние стало неотъемлемой частью местного образа жизни.

Поэтому заведомо лицемерны слабые попытки прибалтийских политиков представить эмиграцию из их стран как временное явление вызванное временными же трудностями. «Временное явление» длится все четверть века существования Литвы, Латвии и Эстонии, причем за последние несколько лет оно резко активизировалось. Но главное даже не в масштабах эмиграции. И не в том, что она то увеличивается, то уменьшается, но не останавливается.