Леонид Пронский - Интервью с Макиавелли

И пусть те, кто, властвуя много лет, лишился власти, пеняют не на судьбу, а на собственную нерадивость. В спокойное время они не предусмотрели возможных бед – по общему всем недостатку в затишье не думать о буре, – когда же настали тяжелые времена, они предпочли бежать, а не обороняться, понадеявшись на то, что граждане, раздраженные бесчинством победителей, призовут их обратно. Если нет другого выхода, хорош и такой, плохо лишь отказываться ради него от всех прочих, как не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут. Даже если тебя и выручат из беды, как Ельцин «выручил» Горбачева, это небезопасно для тебя, ибо ты окажешься в положении зависимом и унизительном. А только те способы защиты хороши, основательны и надежны, которые зависят лишь от тебя самого и от твоей доблести.

Николай же, желая избавить страну от смуты, без сопротивления отрекся от власти, чем и развязал эту смуту, погубившую как его самого, так и его государство. Мудрые государи, предвидя беду заранее, тотчас принимали меры, а не бездействовали из опасения вызвать войну, ибо знали, что войны не избежишь, а только оттянешь ее – к выгоде противника. Император мог подписать отречение, если не было другого выхода, но ему следовало затем внять советам императрицы и нарушить клятву при первой же возможности. А случаев к тому у него было достаточно – и в Могилеве, куда его опрометчиво отпустила мятежная Дума (и где он узнал об отречении Михаила, которому передал власть), и позже, – в Тобольске, где у него была прекрасная возможность бежать еще до прихода к власти Ленина с большевиками и где Николай предпочел заняться чтением романов Альфонса Доде. Если же мне заметят, что император, как человек чести, не мог взять обратно данное им слово, то я отвечу на это кратко здесь, сказав, что государь не может быть таким человеком; но далее я продолжу это рассуждение там, где речь пойдет об обещаниях государей и о том, каким образом они должны исполняться.

Вообще же скажу, что никакие пороки государя – жестокость, распущенность, лживость и т. д. – не могут ему повредить, если он умеет не допускать двух вещей – презрения и ненависти со стороны граждан. Допустив разрастание одного или обоих этих чувств, он погиб. О ненависти я скажу подробнее в другом месте. Презрение же государи вызывают нерешительностью, непостоянством, изнеженностью, малодушием и легкомыслием. И Николай в этом, будучи в остальном безупречным человеком и семьянином, показал себя слабым правителем. Он допустил к власти своих многочисленных родственников, которые заняли при нем все высшие должности в армии и государстве, оттеснив от них более способных граждан. И этим он настроил против себя большинство знати. Поддаваясь влиянию со всех сторон, Николай часто менял свои решения, устроив, по выражению современников, «министерскую чехарду» в правительстве. Недовольство народа подавлялось казацкими ногайками. Погруженный в дела и заботы своей семьи, он запустил армию, отчего его генералы и министры проиграли с треском свою «маленькую победоносную войну», в которой потеряли цвет флота, сдали Порт-Артур и отдали японцам Квантунскую область и половину Сахалина. Это привело к народному бунту 1905 года, в ходе которого лозунг «Долой самодержавие!», стал «популярной народной поговоркой». Горело половина поместий по всей России, рабочие бастовали, устраивали шествия и дрались с полицией, матросы захватывали корабли. Во многих городах возникали стихийные Советы рабочих депутатов. Петербургский Совет во главе с Троцким организовал Всероссийскую политическую стачку, а Московский – вооруженное восстание, в ходе которого рабочие 10 дней сражались с полицией и войсками. Плеве был убит террористами-эсерами и по всей стране было убито несколько десятков князей, министров, губернаторов и градоначальников.

К 1907 году народный бунт был подавлен жестоким Столыпиным, сменившим Витте (которого народ наградил презрительным прозвищем «графа полу-Сахалинского»). Но для успокоения мятежной знати царь вынужден был пойти навстречу тем самым ее «бессмысленным мечтаниям», в которых ей было отказано при его восшествии на престол. Манифестом 17 октября ей была дарована Государственная Дума, в которую были допущены также и выборные от народа. Крестьянам Николай объявил о прощении долгов, но они все громче требовали раздела помещичьих земель, за которые готовы были бунтовать снова и снова. И земельный вопрос сразу же сделался главным в собраниях новоиспеченной Думы, за что царю пришлось ее разгонять снова и снова. Видя такое обращение со своими выборными, крестьяне окончательно убедились в том, что государь потворствует только знати, и отвернулись от него.