Таким образом, идея справедливости развивается из идеи неравенства. Хотя здесь есть некоторое признание равенства положений и притязаний между членами одного и того же класса, однако правила, относящиеся к общности жен и т. п. в классе «стражей», имеют признанною целью установить даже в этом классе неравные преимущества в пользу высших.
Что понятие о справедливости имело этот общий характер у греков, доказывается далее фактом появления его вновь у Аристотеля. В главе V своей «Политики» Аристотель заключает, что отношение между господином и рабом в одно и то же время и выгодно, и справедливо.
Но теперь заметьте, что, хотя в греческом понятии о справедливости преобладает идея неравенства, тогда как идея равенства незаметна, неравенство относится не к естественному достижению больших выгод помощью больших заслуг, но к искусственному приноровлению наград к заслугам. Речь идет о неравенстве, главным образом, установленном властью. Ступени в гражданской организации того же характера, как и в военной; в обоих случаях господствует регламентация, и идея справедливости сообразуется с характером общественного строя.
И эта идея справедливости свойственна вообще воинственному типу, в чем мы убеждаемся для всей Европы в последующие века. Достаточно указать, что наряду с различными установленными законом положениями и привилегиями разных сословий существовали различные постепенности в суммах, которые уплачивались в виде пени за преступления, сообразно с рангом обиженного. До какой степени понятие о справедливости определялось понятием о справедливо существующем неравенстве, показывают осуждения рабов, бежавших в города и, как говорили, «несправедливо» ускользнувших из под власти господ.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Постоянный мир существует в редких местах; но где он существует, там чувство справедливости необыкновенно сильно и впечатлительно. Я рад новому поводу для того, чтобы указать, что среди так называемых нецивилизованных людей есть некоторые, отличающиеся полным отсутствием воинственной деятельности и в то же время могущие своими характерами пристыдить народы, называемые цивилизованными. В моем сочинении «Политические учреждения», §§ 437 и 574 я привел восемь примеров этой связи между фактами, заимствованными из описания племен разных типов.
Происхождение идеи простых пределов для простых деятельностей обнаруживается у смышленых животных и служит для освещения процесса в случае более сложных действий и менее ясных пределов. Укажу на собак в Константинополе, у которых если не между особями, то между группами существует молчаливое заявление притязаний и кары за нарушение их. Этот общеизвестный факт недавно был поразительным образом подтвержден в сочинении майора Джонсона (E. C. Johnson, On the Track of the Crescent). Он пишет (стр. 58–59): «Однажды вечером я гулял (в Константинополе) с одним английским жандармским офицером, как вдруг подбежала собака-самка и лизнула его руку… Она следовала за нами немного, но вдруг остановилась среди улицы. Она махала хвостом и тоскливо глядела нам вслед, но не двигалась с места, хотя мы звали ее. Несколько дней спустя… та же собака узнала меня… и следовала за мною до границы своей области».
На другой странице находится типичный пример сократовского рассуждения. Признается справедливым, чтобы люди «не брали чужого и не были лишаемы своего собственного». Отсюда выводится, что справедливость состоит в «обладании своим и в делании своего собственного дела»; а далее следует вывод, что несправедливо, чтобы один человек брал на себя занятие другого и «пробивался» из одного класса в другой. Итак, здесь, только потому что собственное имущество и собственное занятие человека называются его собственным уделом, т. е. одним общим именем, к обоим применяется одинаковый вывод. Здесь вмешиваются в рассуждение два заблуждения: первое – что человек будто бы может быть «собственником» ремесла или профессии таким же образом, как и собственником платья; второе – что так как человека нельзя лишишь платья, стало быть, нельзя лишить ремесла, а потому надо ограничить его занятия только этим делом. Диалоги Платона постоянно пестрят погрешностями этого рода, причиняемыми смешением слов с вещами: единство имени смешивается с единством природы.