В Великом княжестве Московском, параллельно с процессом освобождения от монголо-татар, выработалось неприязненное и даже высокомерное отношение к грекам, всё более нараставшее после падения Константинополя. Попавшие в зависимость от турецких властей (для большинства жителей недавно освободившейся от кочевников Московии турки мало чем отличались от монголо-татар) греческие священники самого разного уровня зачастили в Москву за «материальной помощью», что также не способствовало уважительному отношению к ним. Многочисленные попытки византийцев вразумить своих «младших братьев во Христе» различными способами – от увещевательных до кардинальных – усугубляли дело. Еще в 1649 г. побывавший в Москве Патриарх Иерусалимский Паисий обратил внимание на некоторые «нововведения» в Московской Церкви. К мнению авторитетного предстоятеля древней Церкви прислушались и отправили с ним иеромонаха Арсения Суханова 55для изучения восточных обрядов. Спустя два года в Москве побывал митрополит Назаретский Гавриил и тоже указал на отличие обрядов Московской Церкви от Византийской. Через год то же сделал и патриарх Константинопольский Афанасий. Но эти замечания приехавших за деньгами иерархов можно отнести к разряду увещевательных советов. Иначе поступили афонские монахи: увидев в 1652 году церковные печатные книги из Московского княжества, они тотчас же сожгли их, признав еретическими.
Недоверительные отношения сложились у подданных московского государя и с единоверцами из ВКЛ. После заключения Брестской унии (1596 г.), в результате которой верующие Киевской и Литовской Руси, сохранив восточный обряд, перешли под юрисдикцию Римской Церкви, стали считаться схизматиками, отколовшимися от истоков своего вероисповедания. По этим и многим другим причинам греческие иерархи и ученые-богословы из ВКЛ, прежде всего из Киево-могилянской духовной академии, воспринимались как еретики.
Справка.С моральной точки зрения, это облегчало ведение беспрерывных войн с ними. Во время одной из этих войн, по понятным причинам называвшейся дореволюционными и советскими историками Русско-польской, развернутой Алексеем Михайловичем Тишайшим в 1654—1667 гг. на территории современной Беларуси и частично Украины (до Речи Посполитой московские войска не дошли, так как были остановлены под д. Полонка (совр. Барановичский р-н), от оружия, голода и болезней погибло более 40 процентов населения Литовской Руси.
Общее отношение к церковным проблемам середины XVII века выразил житель Великого княжества Московского, непосредственный участник событий, уже упоминавшийся иеромонах Арсений Суханов:
«И папа не глава Церкви, и греки не источник, а если и были источником, то ныне он пересох»; «вы и сами (греки) страдаете от жажды, как же вам напоять весь свет из своего источника?»
В обществе и литературе Московского княжества появилась и пустила глубокие корни мысль о перемещении центра восточного христианства в Москову, столицу единственного свободного и сильного восточно-христианского государства. Так в своё время появилась концепция «Москва —Третий Рим» (автор —старец псковского Елеазарова монастыря монах Филофей). Катализатором подобных идей послужила реформа, пожалуй, самого образованного из московских патриархов Никона, понимавшего, что во вверенной ему Церкви давно назрела необходимость исправления богослужебных книг. Попытки привести их в соответствие с византийскими оригиналами предпринимались и ранее, но успеха не имели по той причине, что образованных людей, знавших литургику, богословие и владеющих одновременно церковнославянским и греческим языками, попросту не было. Вот что сообщает об этом почти за век до реформы Никона опытный дипломат иезуит Антонио Поссевино ( Antonio Possevino, Possevin ), о поездке которого в Москву речь пойдёт ниже:
«Таким образом, раз они (жители Московии. – Прим. автора) знают только русский язык (здесь и далее в цитате язык ВКЛ. – Прим. автора) , а греческий язык им недоступен, то нет никакой пользы от свода Флорентийского собора, изданного на греческом языке, который я передал в крепости Старице на реке Волге от имени Вашего Святейшества этому государю в присутствии многочисленного собрания приближенных. Там нет никого, кто понимал бы этот язык, если не считать того, о чем нам сообщили: в прошлом году из Византии прибыли некие греки, которые по поручению государя учат какого-то московита, чтобы тот взял на себя труд переводчика на этот язык. Но я думаю, что это скорее тот испорченный язык, на котором говорят нынешние греки, а не древний или тот, на котором отцы церкви писали книги и своды. Поэтому даже сама булла, или так называемый диплом, о единении, составленная Евгением IV и переданная нам в оригинале светлейшим кардиналом Сан-Северино, не могла быть полезна, хотя она была написана по-латыни, по-гречески и по-русски.
Читать дальше