Свет здесь, поблизости от чуть ли не самой большой в мире гидроэлектростанции, почему-то не горел ни в самом туалете, ни на прилегающей к нему территории. Зато из этого мрачного угла хорошо просматривались светящиеся над аэропортом гигантские буквы лозунга: «Вперед, к победе коммунизма!»
Надо было слышать, с каким злобным вдохновением ругались, обходя зловонную лужу, пассажиры, прибывшие из разных краев огромного и великого Советского Союза, облегчая себя в отсвете букв сияющего призыва! А ведь действовал Красноярский обком КПСС, сидел в своем кабинете начальник аэропорта, сидела на своих местах могущественная партийная и советская номенклатура, призванная делать все для блага народа. Сидела, но этого не делала.
Что в первую очередь делали многие руководители, пересаженные на более высокую ступеньку номенклатурной лестницы? Благоустраивали свои кабинеты, меняли квартиры, дачи.
В магазинах периодически пропадали то бюстгальтеры, то сливочное масло. Очередь стала чуть ли не символом страны.
Верхний же этаж власти пользовался так называемыми «пайками» – питался недоступными «простому народу» продуктами.
В конце концов оказалось, что многим руководителям было мало того, что они имели. Они жаждали большей свободы. Не для народа, а для своего редко, но все же иногда наказуемого воровства. Отсюда – измена. Отсюда – развал страны.
Были и по-настоящему преданные идеалам социализма партийные руководители, о которых драматург А. Гельман сказал: «Речь идет не просто об отдельных стойких личностях, об отдельных гуманистических эпизодах: речь идет именно об исторической линии, нравственной линии в истории нашей партии. Мы просто плохо знаем эту сторону истории нашей партии, мы почти совсем не знаем ее героев, настоящих святых нашей партии».
К сожалению, победили не эти люди, а те, кого Д. Мережковский назвал «грядущими хамами».
Может быть, это не обидно, а смешно, но не столь уж значительное советское хамство поразило мою бабушку – дочь состоятельных родителей – когда на свет появился в Новороссийске автор этих записок. В местном ЗАГСе в 1932 году не оказалось нужного бланка. И выдали «Свидетельство о смерти». «Смерти» зачеркнули. Написали: «рождении». Мама, в отличие от бабушки, только посмеялась: «Он у меня очень живым родился. Вместо обычного „Уа“ закричал „Ура!“ Долго жить будет!»
Завершаю рассказ о плохом советском прошлом словами моего друга о том, кого на моей Родине сейчас многие превозносят, но значительная часть населения ненавидит. И это – одна из причин отсутствия единения моих соотечественников, того, что В. Путин назвал условием нашей непобедимости.
Давнему моему другу – писателю С. Жидкову присвоили после рождения имя «Сталинир». Еще при жизни И. Сталина он поменял его на «Станислав».
В марте 1953 года, когда сообщили о смерти вождя, мы с ним – студентом, как и я – шли по солнечному Арбату.
– Как же теперь без сильной руки? – сказал я.
– Болван! – отозвался старший друг, недавно демобилизованный из армии, – Его рукой Тухачевского расстреляли, других маршалов. А Блюхер от пыток в Лефортовской тюрьме помер. Из-за этого Гитлер и начал блицкриг в сорок первом. Так и сказал: «Нужно воевать, пока кадры не выросли вновь».
Я молчал. У друга мать – преподаватель марксизма-ленинизма. С Ворошиловым запросто беседовала. Где уж мне до их семьи! Они, конечно же, больше меня все знают.
– Гитлеру он больше верил, чем советским разведчикам, – продолжал Станислав. – Когда тот стал нас громить, так удивился, что в себя прийти не мог. Еле-еле его Молотов с другими в чувство привели…
Навстречу нам шли старик со старухой и малыми детьми. В изношенной одежде, лаптях.
– Он и деревню закрепостил, – взглянув на голытьбу, продолжил друг. – Паспортов не дал. За деревья налог стал брать. Их и попилили все…
Мне вдруг пришли в голову красивые песни и картинки колхозного благополучия из выпущенного при И. Сталине фильма «Кубанские казаки». И тут же – моя поездка в кубанскую станицу Раевку под Новороссийском. Нас, семиклассников из этого города, послали помогать станичникам. Тамошняя бедность нас поразила. Мы добросовестно пропалывали посадки свеклы и получали взамен кукурузную похлебку. Но кукурузная мука скоро кончилась, и мы «с голодухи» удрали в город.
Друг стал говорить о шизофрении вождя, о запрещении им показа второй серии фильма «Иван Грозный», где по воле его гениального режиссера
Читать дальше