Сергей Киселёв - Факты против лжи о сталинских репрессиях

Посмотрим статистику оправдательных приговоров.

Так, обвиняемых по ст. 58—10 (антисоветская агитация) во второй половине 1936 года судами было оправдано 8,1%, в 1937 году – 2,4%, в 1938-м – 5,7%.

Для сравнения: в 2001 году российские суды вынесли 0,5% оправдательных приговоров, в 2002-м – 0,77%, а в первом квартале 2003 – целый 1%.

Поинтересуйтесь, сколько их сейчас, когда вы читаете этот материал.

Все познается в сравнении.

Конечно, страдали, как страдают и сейчас. В благополучной Америке, например, «ошибка правосудия» составляет около 5% осуждённых. Это официальные данные, основанные на признании самих американских судьей.

Российские судьи в ошибках не признаются, оправдательных приговоров не выносят но, судя по признаниям адвокатов, практикующих на уголовных делах, засудить человека в угоду чиновника или заплатив за это, кому следует, сегодня в России обыденное дело.

Пять процентов означает, что в тюрьмах США в настоящий момент безвинно сидит свыше ста тысяч человек. А сколько их будет за 30 лет? А сколько жертв системы правосудия в сегодняшней России, кто их считал?

Засуживались ли целенаправленно, для запугивания, невиновные люди? Главным доказательством наличия «террора» в сталинский период истории для всех его разоблачителей, является предъявление невинно пострадавших. Но такие есть при любой системе правосудия.

Доказательством может служить лишь наличие умысла в засуживании невиновных.

Но документы, в отличие от фантазий литераторов и политиков, говорят об обратном, о стремлении сталинского государства не допускать беззакония и исправлять ошибки.

Абсурдность обвинений видна из высказываний самих же антисталинистов. Так о до Хрущевско – Горбачевской реабилитации, писал даже А. И. Солженицын:

«Обратный выпуск 1939 года – случай в истории органов невероятный, пятно на их истории!»

Упомянул о ней и Земсков:

«По документам ГУЛАГа очень сложно вычленить обратный поток 1939 г. Нам известно, что 1 января 1941 г. на Колыме находилось 34 тыс. освобожденных лагерников, из них 3 тыс. (8,8%) полностью реабилитированных».

Крупнейшие недостатки и извращения в работе органов НКВД и Прокуратуры, в результате которых пострадали невинные люди, были выявлены еще в 1938 году и оценивались политической властью того времени так же негативно, как и сегодня антисталинистами.

В семье не без урода. Нашлись и в органах НКВД люди, решившие в период массовых операций по разгрому подпольной троцкистской армии, заработать славу и почести на обвинениях невиновных.

Негодяев выявили и наказали, а невиновных реабилитировали.

Казалось бы, все очевидно.

Но нет, если Ягоду расстреляли за допущенные преступления, то, по мнению антисталинистов, это – расправа, а если и Ежова покарали, то он – жертва, исполнитель, вынужденный реализовывать приказы Сталина, заметавшего следы прошлых преступлений.

Впрочем, если даже исходить из характера Ягоды, описанного его современниками, если знать, что он бывший фармацевт и проявлял исключительный интерес к ядам, что в его распоряжении состояло несколько токсикологов, для которых он воздвиг особую лабораторию, то утверждение о его причастности к ряду «загадочных» смертей видных советских деятелей не покажется таким уж надуманным, как нам сегодня представляют.

А еще есть материалы суда.

Этих «исполнителей чужой воли» даже Хрущевско-Горбачевско-Ельцинские реабилитаторы не решились оправдать. Что бы, или кто бы, не заставлял их совершать те или иные действия, эти действия были противозаконными.

Если бы государство «насилуемое тираном» хотело поступать именно так, как ему это приписывают, если бы преступная воля навязывалась Сталиным, то, что тогда ему мешало изменить законы?

Тогда действия, подобные тем, что совершили Ягода и Ежов, не считались бы противозаконными, и «следы преступления» не пришлось бы «заметать». Сделали бы, как по законам гитлеровского государства: если еврей, значит – виновен!

Как в революцию, без всякой судебно-бюрократической волокиты, объявлен Сталиным классовым врагом – получи пулю.

Еще тогда левые эсеры обвиняли большевиков не за то, что они приговаривают к расстрелу, а за то, что требуют судебного порядка – «буржуазной», как они утверждали, морали.