В. Листов - Тайная война против революционной Кубы (иллюстр)

Контрреволюционеры стремились мобилизовать и общественное мнение в поддержку своих действий. Особые надежды в этом отношении возлагались на «Кадена Аграмонте» — самую крупную радиостанцию города: ее владельцем был некий Миранда по кличке «Чино» («Китаец»), настроенный к революции резко враждебно, а главным редактором — другой контрреволюционер — Рауль Аларкон Алехо.

149

Но главный упор Уберт Матос делал на то, чтобы привлечь на свою сторону как можно большее число офицеров вверенного ему гарнизона.

Резиденция Уберта Матоса находилась в ослепительно белом, с большими белыми колоннами, двухэтажном особняке, стоявшем метрах в пятидесяти от главного здания управления военного округа. Этот респектабельный особняк и превратился в центр всей заговорщической деятельности. По вечерам одетая в узорчатое кружево чугунной оправы дверь из цельного толстого стекла впускала группу гарнизонных офицеров и закрывалась за ними на несколько часов. Пройдя по черно-белым квадратам мраморного пола, офицеры преодолевали три поворота деревянной лестницы с резными перилами из светло-шоколадного кедра и снова оказывались на мраморном полу, теперь уже составленном из розовых квадратов различных оттенков. Здесь, на втором этаже, в своем рабочем кабинете, Уберт Матос шагал с клетки на клетку, словно шахматный ферзь, и разыгрывал перед своими единомышленниками сложный шахматный гамбит, который, по его мнению, неминуемо должен был окончиться матом Революционному правительству. «Гроссмейстер из Камагуэя» рисовал картины «страшного хаоса», в который намеревались якобы ввергнуть страну Фидель Кастро и его ближайшие соратники; здесь же обсуждались все вопросы, связанные с предстоящим выступлением.

Заговор в Камагуэе помимо чисто внутреннего имел важный внешний аспект: стремясь поднять значение планировавшегося мятежа, его вдохновители заранее развернули яростную антикубинскую истерию, прежде всего в самих Соединенных Штатах. Основным средством идеологической обработки общественного мнения, с помощью которого враги Кубы надеялись «идейно» оправдать мятеж Уберта Матоса, было обвинение в том, что Гавана якобы стала «центром подрывной коммунистической деятельности в Западном полушарии».

В Вашингтоне не упускали случая лишний раз обвинить Революционное правительство во всех смертных грехах. Бежал, например, в Соединенные Штаты капитан Повстанческой армии, которого должны были судить за злоупотребления и пьянство, — американская печать тотчас начала писать, будто он оставил Кубу,

150

так как кубинская революция «направляется из-за границы».

Завербованный агентами ЦРУ майор Диас Ланс предстал в изображении империалистической пропаганды в ореоле борца за свободу, а президент Уррутиа, отчаянно тормозивший проведение аграрной реформы, выглядел мучеником, пострадавшим за свою «принципиальную» позицию в борьбе за прогресс Кубы…

По мере того, как принимались революционные законы, и чем революционнее были эти законы, тем все яростнее становились нападки на кубинское правительство.

В октябре 1959 года, буквально накануне мятежа в Камагуэе, в Соединенных Штатах попросили политического убежища два кубинских священника — Эдуардо Агирре и Хуан О'Фарриль. И хотя на Кубе в это время только что состоялся конгресс католиков, проведенный в самых благоприятных условиях, оба священника обвинили Революционное правительство, будто оно добивается отделения кубинской церкви от Рима…

Заявления Агирре и О'Фарриля немедленно подхватили американская и кубинская реакционная печать, разумеется умолчав о том, что «падре О'Фарриль» был тем самым человеком, через которого один из руководителей «трухильистского заговора» — падре Веласко — поддерживал контакты с реакционным кубинским духовенством…

Антикоммунистическая истерия в США и деятельность заговорщиков на Кубе тщательно координировались многоопытной рукой.

Такова была атмосфера, в которой происходили последние приготовления к мятежу. 21 октября в Гаване должен был проходить международный конгресс по туризму, и заговорщики рассчитывали вызвать своим выступлением широкий международный резонанс. По указанию Уберта Матоса редакторы «Аделанте» загодя подготовили ряд статей для своей газеты и для местных радиостанций. Главный редактор газеты Фаустино Миро собственноручно написал заметку, в которой говорилось: «Камагуэй плачет от печали из-за отставки Уберта Матоса…» Заранее подготовили заговорщики и манифест студенческой организации с требованием,