Алексей Сахнин - Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию

Кроме того, успех Смольного, силам которого удалось в течение ночи взять под контроль весь город практически бескровно, воодушевил даже скептиков. Например, Суханов описывает два характерных эпизода, произошедших с ним лично. В три часа дня 25 октября Суханов пришел на заседание Петросовета, на котором председательствовавший Троцкий как раз объявил от имени ВРК, что Временного правительства больше не существует (в действительности, оно все еще заседало в Зимнем дворце). В кулуарах Суханов столкнулся с Зиновьевым, которого он не сразу узнал – так изменился Григорий Евсеевич за месяцы подполья.

«Ну что, товарищ Суханов?» – спросил Зиновьев – «не ожидали вы, что такой быстрой и легкой будет победа?». Когда Суханов объявил, что не относится к поклонникам произошедшего переворота, «Зиновьев молча смотрел на меня с минуту, а потом отошел шага на два в сторону. Ведь он только что высказывался и даже пытался вести кампанию против восстания – из опасения, что оно будет раздавлено. И вдруг дело идет так гладко! Но, с другой стороны, о Керенском и многом другом он действительно забыл и слишком поспешил поздравить чужого человека. В голове Зиновьева, несомненно, шло брожение» – вспоминал Суханов.

Итак, по свидетельству Суханова, Зиновьев и близкие к нему товарищи по партии пребывали в состоянии «брожения». Отрицать успех восстания было трудно, а значит, отпадала половина аргументов, направленных против него. С другой стороны, большинство из них все еще были сторонниками блока с другими левыми партиями, хотя и понимали, что восстание создало новые преграды на пути к нему. Эти колебания отразились и в разговоре Суханова с Каменевым, с которым ему довелось пообщаться на следующий день.

«Ну что же, стало быть, вы одни собираетесь нами править?» – спросил Суханов – «Вот только что, во фракции левых эсеров, я убеждал всеми силами препятствовать вам установить диктатуру одной вашей партии…». «Каменев рассердился: – Ну, если так, – о чем же нам с вами разговаривать! Вы считаете уместным ходить по чужим фракциям и агитировать против нас…». Впрочем, вспышка гнева быстро прошла, и Каменев попытался перевести разговор на другие вопросы. Но Суханов настаивал: «Так вы окончательно решили править одни? – вернулся он к прежней теме. – Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад…». Каменев «нерешительно и неопределенно» то соглашался, то пробовал спорить. «Да, да – говорил он, смотря в одну точку – Хотя… почему мы, собственно, провалимся?»

Суханов очень точно описывает противоречивое положение, в которое попали вчерашние противники форсированного переворота и сегодняшние сторонники соглашения с другими социалистами из числа большевиков: «Каменев был не только посрамленным ныне противником восстания. Он был и противником чисто большевистской власти и сторонником соглашения с меньшевиками и эсерами. Но он боялся опять быть посрамленным. Таких было немало…».

Если «правая фракция» в РСДРП(б) пребывала в нерешительности и колебаниях, то та часть Центрального комитета и других руководящих инстанций, которая шла за Троцким с его тактикой «активной обороны» и курсом на «советский конституционализм», наоборот, сдвинулась в сторону ленинского экстремизма. Сам Троцкий, который накануне заставил самого Ленина признать правоту своего осторожного «легалистского» курса, теперь защищал восстание, которое, по замечанию одного из депутатов Петросовета «предвосхищает решения съезда»: «Воля Всероссийского Съезда Советов предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, происшедшего в ночь на сегодня. Теперь нам остается лишь развивать нашу победу». Действительно, что им еще оставалось?

Восстание резко изменило условия, в которых происходила внутрипартийная дискуссия. Она вынудила вчерашних сторонников тактики Троцкого фактически перейти на позиции Ленина в оценках роли восстания, одновременно усилив противоречия большевизма в целом с его потенциальными союзниками из числа социалистических партий. Но разногласиям относительно формулы будущей власти только еще суждено было проявиться.

К началу работы съезда его мандатная комиссия зарегистрировала 649 делегатов, из них 390 большевиков, 160 эсеров (из них более половины левые), 72 меньшевика, 14 объединённых интернационалистов, 6 меньшевиков-интернационалистов, 7 украинских социалистов. На правах большинства места в президиуме заняли 14 большевиков и 7 левых эсеров. Меньшевики и меньшевики-интернационалисты отказались занять зарезервированные для них места. Председательствовал Каменев.