Вадим Цымбурский - Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков

Эта обстановка во взаимоотношениях двух международных конфликтных систем непосредственно преломляется в тех геостратегических идеях, которыми в России отмечена эта эпоха. Политика, проводимая в 1730–1740-х канцлерами А.И. Остерманом и А.П. Бестужевым (Рюминым), последним была резюмирована в 1744–1745 гг. под названием «системы Петра Великого» [Соловьев XI, 280–282]. В основе доктрины – идея союзников «по положению их земель», причем, понятие расшифровывалось не в смысле безопасности или дружбы «через соседа», но именно в смысле ареальной общности, вынуждающей Россию препятствовать дестабилизации в масштабах ареала («ежели соседа моего дом горит, то я натурально принужден ему помогать тот огонь для своей собственной безопасности гасить, хотя бы он наизлейший мой неприятель был, к чему я еще вдвое обязан, ежели то мой приятель есть»). Таким образом, делается ставка на Австрию как старый центр – гарант стабильности в Балто-Черноморье, а вместе с тем на дружественные отношения с морскими державами – европейскими «балансирами». Союз с восточным центром как центром слабейшим ради обеспечения русского преобладания на входе европейской системы.

В рамках этой «системы Петра Великого», которую правильнее назвать «стратегией Остермана-Бестужева», обозначился и тот план раздела Турции, который был сформулирован в русско-турецкую войну 1735–1739 гг. в инструкции Остермана от 14 июня 1737 г. русским уполномоченным на Немировском конгрессе. В условиях, когда запад БЧС – Швеция, Турция, Польша – фактически превращался в ось между Россией и Европой, старая ось – Литва, Украина, Крым – утрачивала политическую роль, оказавшись относительно новой оси по русскую сторону, чем и подготавливалась интеграция в Россию. Уменьшается самостоятельная роль Крыма: крымские татары – практически лобби в составе Оттоманской Империи, ориентирующее ее против России. В этих условиях понятна инструкция Остермана от 14 июня: поскольку татарские народы – главные виновники столкновений Турции и России, нужно требовать включения этих земель от Кубани до Дуная с Крымом в Россию, с выделением православных земель от Днестра до Дуная в буферные княжества. По существу, <���требовать> перехода в Россию всего юга старой оси, относительно суверенного и бывшего источником больших кризисов. Перспектива, реализованная, по сути, к 1790-м в иных условиях, в контексте «греческого проекта» нацеливания России на Турцию, попытки поглощения турецкого места в Балто-Черноморье. Собственно, в первоначальном варианте – это одна из перспектив, которые с собою несла «система Петра Великого».

Собственно, в рамках той же «системы»-стратегии Россия реагировала на парадоксальный европейский расклад, сложившийся перед Семилетней войной, когда Англия – держава-балансир – втягивает в союз против Франции Пруссию, а ослабевшая и напуганная таким поворотом Австрия идет на блок с Парижем, так что возникает противостояние: Пруссия – новый восточный центр-претендент – против союза старых центров при главенстве западного. С точки зрения «системы Петра Великого», выбор состоял в том, кого считать противником: западный центр, занимавшийся строительством «восточного барьера» и ныне подверставший под свои планы Вену, или центр-претендент, обнаруживший склонность возмущать Балто-Черноморье в ущерб России. Выбор был сделан: противником был объявлен ближайший возмутитель спокойствия: Россия входила в европейскую игру, ставя на первый план балтийско-черноморскую ситуацию. При общей двусмысленности, когда новые союзники, усвоив стратегию «восточного барьера», наложили вето на передвижения русских войск в Польше, и сам Бестужев боялся, что по итогам войны Россия будет объявлена «ауксилиарным» участником войны, не имеющим права ни на какие приобретения, ни на какое улучшение позиций (всё это удивительно напоминает переговоры в Москве в 1939 г. насчет присоединения СССР к англо-французскому блоку против Германии). Задачи, поставленные на войну, оказывались сформулированы в категориях усиления русских позиций в Балто-Черноморье: «Одолживши Польшу доставлением ей королевской (т. е. восточной. – В.Ц.) Пруссии, взамен получить не только Курляндию, но и такое округление границ с польской стороны, благодаря которому не токмо пресеклись бы нынешние беспрестанные об них хлопоты и беспокойства, но, быть может, и получен был бы способ соединить торговлю Балтийского и Черного морей и сосредоточить всю левантскую торговлю в своих руках» [Соловьев XII, 323–324]. Собственно, это по-прежнему решение задачи Киевской Руси: европейская игра ради контроля над балтийско-черноморской перемычкой. Другое дело, что связи уже неоднозначны: с превращением Балто-Черноморья в ось между Россией и Европой контроль над осью усложняется этой европейской игрой, вмешательством в европейские дела на участках, с которыми Россия не имела прямого соприкосновения, вовлечением в конфликты, где у нее не было явного противника. Геостратегия Балто-Черноморья осложняется доводами из области европейского баланса, в общем-то, верными – ставка на слабейший центр, использование его традиционных возможностей для стабилизации запада БЧС под российским контролем, но здесь уже удлиняется петля отношений между средствами и целью, создаются предпосылки к тому, чтобы средства – участие в европейской игре – обрели привкус самоцели.