Жиль Кепель - Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье

Подобная неопределенность вынуждает Европу активизироваться и брать ответственность на себя. При таком раскладе восстановление Леванта становится задачей первостепенной важности. Да, регион лишился жизненной силы в результате миграции самой инициативной части населения на берега Персидского залива. Но, поскольку на этом субрегионе неизбежно скажется структурное снижение цен на нефть, предприимчивые люди в ближайшее время вполне могут потянуться обратно на родину. Далее, после того, как взаимное уничтожение истощило силы противостоявших друг другу сторон, Левант может вновь утвердиться в роли связующего звена между Европой, Западом и Ближним Востоком и гаранта безопасности для них всех. Это поможет избежать столкновения культур, способного только продлить потрясения последних десятилетий. Настоящая работа, намечающая пути решения этой насущной задачи, ставит целью внести свой скромный вклад в определение контуров будущего, которое ждет нас по выходе из хаоса.

Прежде всего, надо подчеркнуть, что войну Судного дня 1973 года мы берем за точку отсчета хаоса на Ближнем Востоке. Этот хаос распространился на весь мир 11 сентября 2001 года и достиг кульминации с созданием «Исламского государства» в 2014–2017 годах. Но для начала необходимо оглянуться на произошедший тогда судьбоносный культурный разрыв между прежней и новой политической элитой, пришедшей к власти в регионе в процессе его деколонизации. Наиболее известные из лидеров этой новой элиты – Гамаль Абдель Насер, Хабиб Бургиба – и ее знаковые политические партии (Баас в Сирии и Ираке, ООП в Палестине) отошли от исламской легитимации, которой для обоснования своих полномочий обычно пользовались мусульманские династии. Традиция эта была заложена проповедями пророка Мухаммеда в Мекке и Медине в начале мусульманской эры по хиджре (с 622 года по христианскому летоисчислению, являющегося точкой отсчета для исламского календаря).

Вплоть до 1960-х годов как Баас, так и тунисский «Новый Дустур» по степени светскости не уступали режиму, который установил Ататюрк, заменивший Османскую империю Турецкой республикой, или порядкам, царившим при дворе иранского шаха Мохаммеда Реза Пехлеви. Сам Насер использовал тысячелетнюю мечеть-университет «аль-Азхар» в качестве инструмента для пропаганды тьермондизма (от фр. tiers monde («третий мир») – теория, согласно которой страны евроатлантического блока выступают в качестве коллективного эксплуататора-капиталиста, а страны «третьего мира» в качестве пролетариата. – Прим. пер. ) и никогда не упускал случая пройтись по клерикалам. В то же время он охотно участвовал в пятничной молитве, чтобы не терять контакт с набожными египетскими народными массами. Но затем он начал безжалостно преследовать организацию «Братья-мусульмане», колыбель политического исламизма, зародившегося на берегах Нила в XX веке. Братство было основано в 1928 году учителем Хасаном аль-Банна в Исмаилии, центре международного анклава Суэцкого канала, символизировавшем европейское колониальное господство на территории Египта. «Братья-мусульмане» стремились взять на себя роль преемников упраздненного в 1924 году Ататюрком Османского халифата. Поначалу они приветствовали приход в 1952 году к власти Насера и движения «Свободных офицеров». Они видели в них своих светских помощников в деле создания государства, основанного на принципах шариата, свода законов, источником которых является мусульманское священное писание – Коран. Надежды «Братьев-мусульман» не оправдались, и конфликт между партнерами, ставшими противниками, вылился в роспуск организации в 1954 году и казнь через повешение многих ее лидеров. Те, кому повезло больше, сумели скрыться на Аравийском полуострове, и начали там проповедовать свои идеи. Других же отправили в лагеря строгого режима, где пытки были в порядке вещей. Среди арестованных членов организации был общественный активист и литератор Сеййид Кутб, ставший впоследствии ведущим идеологом современного джихадизма.

Но эта восточная секуляризация была лишь подделкой под светскую демократию европейского образца. Тому есть несколько причин. Прежде всего, не было настоящего разделения политической и религиозной сфер, а скорее подчинение религиозных институтов, естественно, ослабленных, административному аппарату. Смысл такой политики заключался в установлении контроля над обществом или демонстрации совместимости ислама с официальной националистической и даже социалистической доктриной. Второе по порядку, но не по значению: власть была захвачена силой теми элитами, которые контролировали обретения независимости, какие бы формы он ни принимал. Народам, скинувшим колониальное ярмо, обещали демократию, призванную удовлетворить стремление к свободе народных масс. На деле те лишь сменили хозяев, оказавшись в подчинении у военных, династических или партийных группировок, деспотизм которых, хоть и местного происхождения, оказался не менее, а то и более тяжелым, чем диктат европейцев.