Александр Шубин - Старт Cтраны Советов. Революция. Октябрь 1917 – март 1918

Комиссар Временного правительства при Ставке народный социалист В. Станкевич задавался вопросом: «Тогда, в минуту действия, все события казались сплошною цепью мелких, часто несчастных случайностей… Почему Кишкин и Пальчинский в Петрограде, Керенский и Краснов в Гатчине, Войтинский и Савицкий в Пскове, Болдырев в Двинске, Парский и Кучин в 12-й армии, Духонин и Дитерихс в Ставке – почему все вдруг оказались такими беспомощными и неэнергичными и безрезультатными в усилиях?» [216]Потому что никто не хотел умирать. Страна отчаянно не хотела гражданской войны. Да и какой смысл? Если большевики окажутся неправы, это вскоре выяснится. У них ничего не получится. Какой смысл проливать кровь за и против очередного Временного правительства, когда центр политической жизни вот-вот переместится в Учредительное собрание?

Пока сохранялись демократические площадки для выяснения отношений между идеологическими проектами, вооруженное сопротивление не вызывало широкой поддержки ни в массах, ни в политическом активе. Пока большевистский проект был обращен к России своей демократической стороной, раскрепощающей и несущей мир, невозможно было поднять против него критическую массу бойцов, готовых умирать. Скоротечная гражданская война ноября 1917 г. быстро ушла из центра России, превратившись в серию военных столкновений на окраинах – тоже бесперспективных и затухающих. В этой скоротечной гражданской войне победили сторонники Советской власти. Для большинства она была синонимом власти Советов. Но в 1918 г. станет ясно, что это не одно и то же.

Перед большевиками стояли три основные задачи: разгромить вооруженное сопротивление, вывести страну из войны и заручиться поддержкой крестьянства, чтобы накормить города. Таковы были первоочередные задачи Советской власти.

Но саму эту власть еще предстояло выстроить. Страна переходила под контроль множества региональных Советов, и петроградский центр Октябрьской революции был пока первым среди равных, силой информационной, а не властной, советником, а не начальником. Наркомы в ноябре занимались прежде всего проблемами петроградской жизни, выстраивая ядро Советской власти, которая должна вскоре распространиться на всю страну, подчинив себе власть Советов.

Реальную государственную власть правительство большевиков взяло не сразу. Обычно новое правительство сразу начинает управлять министерствами. Даже в случае переворота государственный аппарат быстро начинает слушаться диктаторов. С установлением власти большевиков было иначе. Во-первых, они ставили задачу разбить старый государственный аппарат. Во-вторых, сам аппарат в лице большинства своих служащих не признавал власть большевиков и отчасти даже пока подчинялся подпольному Временному правительству, состоящему из заместителей министров. Кто-то должен был обеспечить рутину жизни, организацию естественных общественных нужд. На местах это могли быть городские думы, земства и Советы, но общероссийские задачи нужно было решать в Петрограде. Здесь у большевиков была военная сила Военно-революционного комитета и созданное на II съезде правительство, собиравшееся на совещания в Смольном, – Совет народных комиссаров. Но за пределами здания Смольного комиссары пока мало чем управляли. При этом до 5 декабря в соответствии со своим пониманием ситуации иногда независимо от СНК действовал Петроградский ВРК.

Меньшевистская «Новая жизнь» писала 4 ноября: «Ведь кроме солдат и пушек у большевиков нет пока ничего. Без государственного механизма, без аппарата власти вся деятельность нового правительства похожа на машину без приводных ремней, вертеться – вертится. Но работы не производит».

В случае создания «однородной социалистической» власти она могла бы опираться не только на рабочих и крестьян, но и на кадры левых партий. В партии большевиков состояло около 350 тыс. человек. Меньшевиков было около 200 тыс., а эсеров – до 600 тыс. [217]К тому же и значительная часть беспартийных служащих симпатизировала левой демократии. Конфликт с левыми партиями привел к острейшему кадровому кризису. «Крах во всем, со всех сторон! Даже собрав все силы, Россия быть может не вышла бы из этого ужаса, а мы должны спасти ее одними большевистскими силами», [218]– писал нарком просвещения А. Луначарский жене 27 октября.

Большевики сразу же продемонстрировали склонность к авторитарным методам отношений с несогласными. 27 октября Совнарком принял декрет о печати, который должен был регламентировать бурную деятельность большевиков по закрытию «контрреволюционных» газет. К 27 октября Петроградский ВРК закрыл 20 газет. [219]Предвидя шквал критики, СНК оговаривал их закрытие призывами к открытому сопротивлению и неповиновению правительству, клеветой и призывами уголовного характера. Против декрета выступили не только политические партии, но и рабочие-печатники, которых он лишал куска хлеба. Петроградский союз печатников создал «Комитет борьбы за свободу печати». Но большевики быстро загрузили печатников своими заказами, сняв социальную составляющую этого конфликта. До февраля 1918 г. только агитационным и военным отделами ВЦИК было распространено 4 млн экземпляров печатной продукции. [220]Однако печатники – наиболее образованный отряд рабочего класса – заботились не только о куске хлеба. На II Всероссийской конференции союза рабочих печатного дела в декабре 1917 г. 44 были меньшевиками, 6 – сочувствующими им, 5 – эсерами, 5 – левыми эсерами, 15 – большевиками. [221]Впрочем, и оппозиционная пресса пока не очень пострадала. Газеты закрывались властями и тут же продолжали выходить под новым названием.