Тимоти Нунан - Гуманитарное вторжение. Глобальное развитие в Афганистане времен холодной войны

Однако иногда уверенность в том, что «вопросы войны и мира являются самыми фундаментальными», ведет к написанию истории с точки зрения американского советника по национальной безопасности – или члена советского Политбюро [28] Trachtenberg M. What’s the Problem? A Research Agenda for Diplomatic History // H-Diplo State of the Field Essay. October 10, 2014; del Pero M . Tra lunghe paci i guerre fredde. La storiografia di John Lewis Gaddis (2005); Judt T. A Story Still to Be Told // New York Review of Books. 2006. March 23. . Очевидно, что переговоры министров иностранных дел, президентов и генеральных секретарей играли важнейшую роль, поскольку «ведущие политики могут самым фундаментальным образом изменить условия жизни и труда людей». Но, кроме них, есть и другие факторы: реальная или предполагаемая угроза перенаселения, оспы, глобального потепления [29] Connelly M. A Diplomatic Revolution: Algeria’s Fight for Independence and the Origins of the Post-Cold War Era. Oxford: Oxford University Press, 2002. P. X; Cullather N. The Hungry World: America’s Cold War Battle Against Poverty in Asia. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2010; Connelly M. Fatal Misconception: The Struggle to Control World Population. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2008; Manela E. A Pox on Your Narrative: Writing Disease Control into Cold War History // Diplomatic History. 2010. April. № 34(2). P. 299–323. . Наиболее убедительные исследования отвергают жесткое разграничение структурных изменений и дипломатических отношений, показывая, как «меняющиеся формы транснационального как такового» взаимодействуют с историей, извлеченной из государственных архивов [30] Beckert S . Das Reich der Baumwolle: Eine globale Geschichte // Conrad S., Osterhammel J. (Eds.) Das Kaiserreich transnational: Deutschland in der Welt 1870–1914. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2004. P. 301; Bayly C. A. The Birth of the Modern World, 1780–1914. Malden: Blackwell, 2004; Osterhammel J. Die Verwandlung der Welt. Eine Geschichte des 19. Jahrhunderts. München: C. H. Beck, 2009; Link S. Transnational Fordism: Ford Motor Company, Nazi Germany, and the Soviet Union in the Interwar Years. PhD Dissertation, Harvard University, 2012; Tworek H. Magic Connections: German News Agencies and Global News Networks, 1905–45. PhD Dissertation, Harvard University, 2012; Ogle V. The Global Transformation of Time, 1879–1950. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2015; Siegelberg M. Statelessness: An International History, 1921–1961. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2019. . В них подчеркивается, что биполярный конфликт неотделим от развития того общего состояния мира, корни которого уходят в 1870‐е годы, но которое резко изменилось в 1970‐е годы [31] Bright Ch., Geyer M. World History in a Global Age // The American Historical Review. 1995. October. № 100(4). P. 1034–1060; Maier Ch. Consigning the Twentieth Century to History: Alternative Narratives for the Modern Era // The American Historical Review. 2000. June. № 105(3). P. 807–831; Bright Ch., Geyer M. Where in the World is America? The History of the United States in the Global Age // Bender Th. (Ed.) Rethinking American History in a Global Age. Berkeley: University of California Press, 2002. P. 63–100. . В то время как сама глобальная история в настоящее время представляет собой самостоятельную исследовательскую область, глобальный поворот необратимо повлиял на все национальные истории, и не в последнюю очередь на ту часть исторической науки, которая занимается Россией и Советским Союзом [32] См. работу, которая, впрочем, сосредоточена в большей мере на отношениях между СССР и третьим миром, чем на глобальных аспектах: Engerman D. The Second World’s Third World // Kritika. 2011. Winter. № 12(1). P. 183–211; в качестве примера из области американской истории см.: Bender Th. (Ed.) Rethinking American History in a Global Age. Berkeley: University of California Press, 2002. .

Данная книга методологически следует за указанными выше трудами, помещая историю развития Афганистана в контекст глобальных преобразований понятия «суверенитет». В частности, здесь утверждается, что трудный опыт холодной войны в Афганистане можно лучше всего понять через призму глобальных дискуссий о правах и обязанностях, связанных с постколониальным суверенитетом. Афганистан представляет собой вовсе не забытое богом место, полностью оторванное от глобальных процессов, и путь, пройденный этой страной в XX веке – от британского протектората к международному протекторату через периоды независимости и советской оккупации, – может быть объяснен только с учетом изменений в глобальных нормах, относящихся к обещаниям и ловушкам постимперской государственности. Хотя другие постколониальные страны тоже прошли нелегкий путь, Афганистан не только искал свое место в мире дольше, чем почти любая из них, но, пожалуй, теснее и разнообразнее взаимодействовал и с советским социализмом, и с европейским гуманизмом, и с транснациональным исламом. Именно благодаря разнообразию контактов со столь разными подходами к постколониальной государственности и международному порядку история этого «забытого» уголка планеты помогает лучше понять «большую» историю.

Такая судьба Афганистана объясняется тем, что эта страна стала отражением всего мирового порядка как пример «разорванного на части» пространства в процессе становления территориальной государственности. Способ управления, принятый в Дурранийской империи, захватившей в начале XIX века бóльшую часть тех земель, которые в наше время занимают Афганистан и Пакистан, наилучшим образом подходил для засушливой и малонаселенной Центральной Азии и сводился к тому, чтобы «…управлять лучшими участками… и держаться подальше от тех территорий, которые не сулят выгоды правителям или имеют небольшую стратегическую ценность» [33] Barfield Th. Afghanistan: A Cultural and Political History. Princeton: Princeton University Press, 2010. P. 68. . Эмиры дурранийской державы не имели «географических притязаний», то есть не стремились удержать своих подданных на определенной территории и потому никогда не очерчивали границ своих владений и не проводили переписей [34] Maier Ch. S. Leviathan 2.0: Inventing Modern Statehood. Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 2012. P. 166. . Но с 1871 по 1896 год сопредельные с будущим Афганистаном государства сами установили границы Персии, российского Туркестана, Бухарского эмирата, Цинской и Британской империй. Роковым стал 1893 год, когда британские колониальные власти в два раза увеличили денежные субсидии Кабулу в обмен на демаркацию англо-афганской границы – линии Дюранда [35] Hanifi Sh. M. Mapping Afghanistan (рукопись). P. 3. . Эта линия длиной 1640 миль была прочерчена год спустя, чтобы де-факто разделить Британскую Индию и эмират Афганистан. Хотя англичане сохранили контроль над внешней политикой Афганистана, они обязались не проникать западнее линии Дюранда, очертив тем самым пространство афганского суверенитета.