Михаил Делягин - Россия в большой игре. На руинах потсдамского мира

В.К.: Которого вы назвали преступником?

М.Д.: Нет, зачем, я стараюсь не говорить категорических суждений, потому что самый неприятный человек может быть самым хорошим. Я на одной из международных конференций у него вежливо поинтересовался, он как раз провел очень самодовольную презентацию, сидел с таким хозяйским видом. Я говорю, Алексей Леонидович, вот результаты вашей деятельности – 11,5 лет: вы были министром финансов, периодически были первым вице-премьером, были, фактически, вторым премьером. Я поинтересовался, не считает ли он себя преступником?

Я должен сказать, что Алексей Леонидович Кудрин, на мой взгляд, абсолютно честный человек. Он 8 минут по часам отвечал и не сказал ни «бе», ни «ме», ни «кукареку». Ни да, ни нет. Т. е. он честный человек, он не стал врать людям в глаза. Если интересы человека на Западе, если человек служит глобальному бизнесу, а интересы глобального бизнеса прямо противоречат и абсолютно несовместимы с интересами не то что России, а с интересами даже американского народа, потому что в Америке тоже идет уничтожение среднего класса, как же его называть?

В.К.: Как нам перестать быть «котлетой»? Как измениться?

М.Д.: Есть распространенная точка зрения среди либералов, что фарш невозможно провернуть назад, постарайтесь быть котлетой и получать от этого удовольствие. Второй вариант – выбиться в едоки. Это индивидуальная стратегия, правда, у них количество едоков ограничено. Для этого нужно изменить характер государственности. Я могу сказать как свидетель, отчасти как соучастник, хотя я не понимал тогда, что происходит вокруг и мало кто понимал. Наша российская государственность складывалась как машина по разграблению советского наследства. Она складывалась стихийно во многом. Людей, которые понимали, что происходит, было немного, не факт, что и Чубайс понимал. Но эта машинка была создана, и она работает до сих пор. Вот эту машинку необходимо переформатировать в режим созидания, развития. Фактор, который на это работает, очень хороший, он всем известен – это страх. Это, конечно, плохое чувство, но оно полезно для общества, потому что появляется вероятность того, что государство будет оздоровлено.

И третье, к сожалению, господин Путин – демократ и гуманист, по крайней мере, на фоне того, что идет вслед за ним. На мой взгляд, в силу своего гуманизма, искренне не хочет уничтожать нынешний правящий класс. Это ведь значит ограничить коррупцию. Это значит сказать людям, вы теперь будете зарабатывать вдвое меньше. А у них у кого-то привычки, у кого-то кредиты, им как-то надо разобраться с этим. Люди начнут сопротивляться. Это значит, что этот слой нужно ликвидировать как социальный, а он будет бороться, сопротивляться. Болотная площадь, чеченская война покажутся детским садом.

Проблема в том, что кризис не только у нас. В мире тоже кризис. Если бы в мире все было в порядке, то мы бы сейчас были в состоянии Зимбабве или нынешней Украины. Украина сохраняет целостность, чтобы просто расколоть нас. Идея уничтожить государственность, как таковую, родилась не от хорошей жизни. Но в мире глобальный кризис. Появился глобальный рынок, на этом глобальном рынке глобальные монополии начали загнивать, распадаться на макрорегионы. Деятельность американцев в рамках транстихоокеанского партнерства, свободной Европы – это попытка огородить Запад с его колониями в некоторую зону сопроцветания, как говорили японцы во время войны. А всех остальных мы будем эксплуатировать издалека, не пуская к себе.

Поэтому перспективы России таковы: или мы создаем свой макрорегион, отсюда все разговоры про евразийскую интеграцию и Таможенный союз, или нас разорвут на части между Китаем и западным миром, может быть, с кусками халифата. И это реальные перспективы. Другой вариант – это американский проект в чистом виде, что должно быть много отдельных слабых квазигосударств, им придумают названия. Славянский генотип хорош, поэтому людей можно экспортировать и импортировать. То же самое про татарский генотип и про всех остальных. Но это перспектива, которая не сработает, потому что мир, который развалится на макрорегионы, если он развалится без нас, то он будет разваливаться и дальше.

У русской культуры есть специфика – это способность одновременно к технологиям, к гуманизму и мессианству. Проблема мира в том, что он падает дальше в средневековье, когда знание становится тайным. А тайное знание умирает очень быстро, оно по своей природе не может быть тайным. Мы были по многим направлениям передовые в начале 50-х годов, но поскольку знание тайное, а сделать его общим закрытая система испугалась, мы это знание утратили.