Валерий Борисов - Осень собак

Проскрежетав по кольцу, подошла десятка из двух вагонов. Из них наружу хлынул чемоданный народ и, когда его поток иссяк, внутрь ринулся народ мешочный. Николая занесло в салон вагона не самым последним, и он успел занять красное железное сидение без мягкой подбивки. Людей в трамвай набилось битком и, чтобы не видеть напряженные от безуспешной борьбы за сидячее место лица пассажиров-неудачников, Николай, закомпостировав билет, демонстративно отвернулся от всех и стал смотреть в окно.

А за окном отцветала своими последними, неописуемо-буйными, желто-красными красками уже не ранняя, а средняя киевская осень. Раскидистые каштаны гордо держали трехпалые, но поникшие без внутреннего сока бурые листья, не желая отдавать их холодеющей земле. Однако они уже были не в силах удерживать свое будущее – ореховые семена, которые, падая на землю, выскакивали из мягкой оболочки и застилали ядрами шоколадного цвета грязный асфальт и все еще зеленеющие газоны. Тополя уже пожелтели, но не отдавали земле свои безжизненные листья, а только с достоинством роняли их отдельные экземпляры под ноги прохожим. Тополь ждал первого заморозка, чтобы в один момент скинуть уже не нужное одеяние и по-прометеевски оголенным перенести влажную, промозглую зиму. Огромные кроны акаций с симметричным набором зеленых, но уже сухих и омертвевших листьев, тоже, – как и тополя, – изредка скидывали их на землю. То ли от гордости, то ли от скупости, будут акации держать свои ажурные листья всю зиму, даже мороз не заставит их сбросить, будут хранить свою безжизненность до весны, до теплоты, пока не появится новый изумрудный ажур. Увы, но ивы, березы, дубы на улицах столицы не произрастали. Их место было в парках. Только зеленые шары паразитки-омелы не страшились смен времен года и в любую погоду, даже в морозы, по-летнему изумрудно рдели в кронах деревьев-матерей.

Трамвай, петляя в узких улочках старого Киева, проехал мимо знаменитого Байковского кладбища и приближался к конечной остановке. Зачем приехал Николай в столицу? Он и сам не мог дать себе точного ответа. Мозг знал: он едет, чтобы убедиться в своем поражении. А в душе теплилась маленькая надежда – авось, случиться чудо, и он сможет изменить решение столь сложного и важного для него сейчас вопроса в свою пользу. Дело было в том, что уже более года назад он успешно защитил докторскую диссертацию по истории. Но рецензия из Львова пришла отрицательная. Высшая аттестационная комиссия готовилась зарубить его научную работу – плод многих лет жизни. Было не просто обидно, а противно, что львовская рецензия была не научной, а политической. А в нынешних условиях Украины это означало, что его многолетний труд пошел насмарку. Николай был готов к борьбе, но понимал, что политическая и идеологическая обстановка не в его пользу. Он и в не совсем давние времена не отличался большой идейностью, а сейчас был открытым противником украинских националистов. А идейно-неблагонадежному путь в большую науку закрыт. Но он все равно – как баран, полез в закрытые для него ворота. Вот ему и с удовольствием обламывают рога и не сегодня-завтра обломают совсем.

«Да, нынче на улице науки праздник национализма!» – вспомнил он слова Леонида, своего недавнего попутчика по купе. Всякое упоминание в истории о дружбе с Россией считалось крамольным.

Поражение было очевидным, но теплилась маленькая надежда – может, удастся переменить готовящееся отрицательное решение в его судьбе?

Трамвай остановился на конечной остановке – Московской площади. Ее некоторые патриотично настроенные деятели предлагали переименовать, так как москальское название, по их мнению, унижает достоинство столицы и нации. Но правительство пока не решилось на такой шаг. Есть же в Москве Киевский вокзал, и остается под таким именем. А если вместо Московской площади будет площадь имени Петлюры или Бандеры? Получалось все-таки некрасиво в отношении своего ближнего соседа, который улицы и площади, названные именем Тараса Шевченко или Богдана Хмельницкого, переименовывать не собирался.

Николай вышел из трамвая и под ярким, нежарким осенним солнцем потянулся, расправляя свое занемевшее от долгого сидения на холодном железном кресле, тело. Потом двинулся к скверу посреди площади и свернул к находившемуся рядом пивзаводу. Здесь, за высокими стоячими столиками, горожане поглощали из бутылок пиво. На разлив, из окошка ларька, пробитого в стене пивзавода, пиво почему-то не продавали. Зато продавали водку на разлив в этом же окне, вместе с пивом в бутылках. Достаточно непонятная система продажи пива и водки, придуманная пивзаводом. Посетители распивали водку из бутылок, купленных на рынке, который располагался рядом – там она дешевле. Очередь была небольшая, и Николай, купив пять бутылок пива, встал за столик. Четыре бутылки положил в полиэтиленовую сумку, а одну открыл о край стола.