Валерий Борисов - Осень собак

Когда возвращался из так называемого душа, то увидел, что у дверей комнаты его ждет Петр Федько. Он радостно улыбался, и они, протянув друг другу руки, обнялись. Петр жил и работал в Полтаве. Когда-то в аспирантуре они жили вместе в одной комнате около трех лет, в этом самом общежитии. Всегда между собой ладили, помогали друг другу и никогда не ссорились. Между ними и до сих пор сохранялись самые сердечные отношения. Но в этой дружбе верховенствующую роль играл, как более сильная натура, Николай. Петр, в отличие от него, был более мягок, хотя внешне любил хорохориться. Был не всегда решителен и не просто слушался Николая, а подчинялся ему. Николай это видел, но не в его правилах было использовать слабости людей для их же собственного унижения.

– Заходи, Петруша, – доброжелательно сказал Николай, открывая ключом замок. Его имя он мог переиначивать до бесконечности, но по-обидному – никогда. – Смотри, в какой комнате я остановился!

– Вижу. Панская, – ответил Петр, входя в комнату. – Как тебе ее дали? Понятно и без объяснений. Мария Павловна тебя никогда не обидит.

– Садись. Смотри пока телевизор. Я сейчас что-нибудь перекусить соображу, – ответил Николай, специально не обращая внимания на намек Петра о путях получения такой комнаты.

Сейчас по телевизору вместо президента выступал фольклорный ансамбль. Пели и плясали артисты в народных костюмах. Петр недовольно поморщился:

– Одно и то же по телевизору. «У нас самая красивая и самобытная культура!» – передразнил он пропагандистов национальной культуры. – Будто у папуасов, эскимосов или у других народов нет самобытности. А российской программы нет? – он подошел к телевизору и стал нажимать кнопки. Потом разочарованно произнес: – Нет.

– Для российских программ нужна спутниковая антенна, – пояснил Николай, будто Петр сам этого не знал. – Ты его выключи, чтобы не раздражал.

Николай достал из полиэтиленовой сумки остатки домашней еды, взятой вчера в дорогу. Петр выключил телевизор и сел к столу.

– У меня приготовлен суп. Может, пойдем ко мне в комнату?

– Потом. Как навещу научного руководителя, зайду к тебе за супом.

Николай достал из портфеля бутылку водки.

– Садись ближе к столу. Закуски у меня мало осталось. Вчера до глубокой ночи в поезде хорошо врезали. Кажется, видел твою родную Полтаву, но точно в этом не уверен. Это ж был час ночи! – пояснил он. Налил по четверти в два стакана водки и предложил: – Может, тебе больше? Я пока воздержусь помногу. Еще встречи предстоят.

– Больше не надо, – подняв к плечам руки, будто протестуя, и сделав бодрую мину на лице, широко улыбнулся Петр. – Мне тоже надо работать. Давай за твой успех!

– Давай. Только успехов нет.

Они выпили. Федько деланно поморщился, разрезал помидор, взял себе половинку, вторую протянул Николаю. Помолчали, закусывая смрадную влагу, и Петр задал вопрос, который Николай ожидал от него:

– Ну, как у тебя с утверждением докторской? Вижу, не хочешь говорить… видно, нелады?

– Угадал, Петруха. Националисты из высшей аттестационной комиссии не хотят ее утверждать. Послали на рецензию во Львов, а там какой-то профессор Сливка дал отрицательную рецензию. Не комиссия, а один человек. На, почитай! – Николай достал из папки отпечатанный лист бумаги и протянул Петру. – Я буду одеваться. Пора идти с визитами, – с иронией уточнил он. – Уже время к полудню подходит.

Он надел рубашку, галстук, накинул пиджак, немного брызнул на себя одеколоном, чтобы меньше несло от него водкой. Петр закончил читать и присвистнул. Он сразу же обратил внимание на резкие формулировки:

– Да! Дают националисты! Какие выражения: «Диссертация написана с позиций имперской России… это точка зрения русифицированного городского населения Востока и Юга Украины…» Выходит, мы не можем иметь своей точки зрения, а только западноукраинскую. Да, сильно бьют, от всей души, со всего размаха. Показывают – знай нашу силу! Не забывай, с кем дело имеешь!

Петр Федько был слобожанским украинцем, в отличие от русского Николая. Он любил Украину, но не мог воспринять экспансию галицийцев на ее остальную часть.

– А о чем раньше писал львовский профессор?

– О большевиках в гражданскую войну и об их интернационализме.

– Понятно! Галицийцы умеют приспосабливаться. Поляки и австрийцы приучили их этому. Они могут всю жизнь таить злобу, которую в нужный момент выльют не на своего лютого в прошлом врага, а на слабого противника, чтобы почувствовать себя панами. Собачий менталитет – гавкать на слабого, и унижаться перед сильным. Они дождались своего часа рычания. Так что, не удивляйся такой рецензии.