Михаил Хазин - Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите

Левиафан у Гоббса, в отличие от его же Бегемота и от «Левиафана» одноименного фильма, – положительный образ, это защитник властных группировок от жестокостей гражданской войны, а не тиран, зачищающий под себя все политическое пространство.

Которым, после нескольких неудачных попыток, и оказался нынешний Президент России Владимир Путин.

Сначала в теории, выработанной по светским салонам, затем на практике в ходе Славной революции и только потом – в виде опубликованного текста, предназначенного стать библией нового государственного устройства.

Мы специально использовали слово «правление» вместо слова «власть», поскольку правитель, правящий по договоренности властных группировок, не обладает всей полнотой Власти.

Логика при этом использовалась самая современная: государственные люди должны служить интересам государства, а не своим собственным; чем больше людей, тем больше вероятность, что кто-то из них начнет преследовать корыстные цели; так что лучше пусть правит один «наворовавшийся» король, чем сотня «голодных» депутатов.

Тут можно было многое написать про Научную революцию XVII века, эмпиризм и материализм, сменившие в качестве философской моды общепринятый идеализм, паровую машину и «Человека-машину» Ламетри (появившиеся уже в следующем веке), но мы пишем учебное пособие, а не философский трактат. Поэтому скажем коротко: сам Локк еще не знал слово «машина» и не мог назвать свою версию Левиафана этим словом; но смысл его изобретения именно таков: государство как беспристрастный, не являющийся человеком механизм обеспечения справедливости.

Локк еще не выделял судебную ветвь власти, в зависимости от важности вопросов, ее функции выполняют у него и законодательная, и исполнительная власть, а в роли верховного суда выступает парламент.

В который раз обращаем внимание на совершенную случайность возникшего расклада: проживи Карл II еще пару десятилетий, группировка вигов была бы полностью ликвидирована, и тори не с кем было бы договариваться об учреждении парламентского правления.

История подготовки, обсуждения и, наконец, принятия этого Билля заслуживает отдельного рассказа. К счастью, такой рассказ уже написан, и мы отсылаем интересующихся к блестящей книге Томсинова «Славная революция 1688-1689 годов в Англии и Билль о правах».

Эта отточенная формулировка принадлежит лучшему в XX веке практику Власти – И. В. Сталину (работа «Об основах ленинизма», Сталин, 1947, с. 114). Любопытна эволюция взглядов на «государственную машину» у классиков марксизма. В «Манифесте коммунистической партии» (1848) государство рассматривается как вторичное по отношению к Власти образование: «Государство – комитет, управляющий делами всего класса буржуазии», и задачей коммунистов видится лишь смена владельцев этого комитета: «...централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс». В 1871 году Маркс (на опыте Парижской коммуны, «Гражданская война во Франции») обнаруживает, что «...рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей». В 1917 году Ленин («Государство и революция») приходит к выводу о необходимости «слома государственной машины», «уничтожения паразита – государства». Мы предоставляем читателю самостоятельно ответить на вопрос, чем так не угодила государственная машина коммунистической властной группировке. Вопрос-подсказка: каким было в ней устройство Власти, монархическим или олигархическим?

Но каких именно интересов? Марксистская традиция говорит о «подавлении угнетенного класса», но мы-то прекрасно знаем, что с угнетенными классами властные группировки справляются и безо всякого государства (пример: мафия и торговцы). В нашем представлении, государственная машина работает на обеспечение не просто корыстного, а самого что ни на есть шкурного интереса властных группировок – их выживания в междоусобной борьбе. Без государственной машины, защищающей терпящие поражение властные группировки, срок жизни любой элиты (даже правящей династии) ограничен несколькими поколениями. Долговременное существование властных группировок возможно лишь при наличии хоть самого плохонького, но государства.