Михаил Хазин - Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите

В нашей терминологии этому статусу соответствует командный рейтинг, но в отличие от феодальной системы, где он в точное ги известен лишь сюзерену, в племени его знают все.

Это не значит, что жизнь при родоплеменном строе была раем: низкий уровень насилия внутри племен компенсировался высочайшим уровнем межплеменного насилия, вооруженные конфликты случались почти каждый месяц, и до половины мужчин умирали в итоге насильственной смертью.

Здесь можно привести пример из жизни животных. Пресловутое отношение «как кошка с собакой» связано с очень простой особенностью. У собак при встрече принято друг друга достаточно близко обнюхивать. А у кошек подходить близко к другой особи – признак агрессии, они друг с другом знакомятся на расстоянии. И в результате дружественное поведение собаки рассматривается кошкой как агрессия – со всеми вытекающими. А вот стоит собаке с кошкой пожить рядом – и все проблемы такого типа мгновенно снимаются.

Когда такое мирное существование заканчивается и племена снова начинают резать друг друга, это называется «несостоявшееся государство».

В типичном средневековом европейском городе существовало до десятка отдельных судов – феодальный, городской, цеховой, общинный, церковный и так далее. Что-то похожее можно было встретить и в «лихие девяностые» в России – «решать будем по закону или по понятиям?».

Личная власть Генеральных секретарей в СССР намного превосходила все, о чем мог мечтать какой-нибудь средневековый король, но советская политическая культура не предусматривала передачу власти по наследству, и каждого секретаря приходилось выбирать заново (как когда-то – племенного вождя у древних франков). А вот в Северной Корее сложилась другая политическая культура (другие локальные правила), и там мы видим уже третьего по счету представителя династии Кимов.

Во второй части мы расскажем о законе Ибн Хальдуна, объясняющем причины ограниченности срока жизни династий.

Мы специально подчеркиваем это обстоятельство, поскольку господствующая либеральная идеология пытается представить «рынок и демократию» каким-то новым изобретением, осчастливившим человечество только в XX веке. Нет в них ничего нового, а успехи человечества последних веков вызваны совсем другими причинами.

Помните: «Нет ни эллина, ни иудея»? Именно таким и должно было быть первое правило мирного сосуществования разных народов в одном городе!

До XVII века республики на Земле можно было буквально пересчитать по пальцам – Рим, Афины, Флоренция, Венеция, Генуя... А дальше приходится вспоминать совсем маленькие республики, вроде Новгорода и Пскова!

Обычно по не зависящим от монарха причинам, вроде изменения торговых путей или появления новых видов промышленности.

Которая, кстати, и представляет собой типичный пример локальных правил «Вассал моего вассала не мой вассал» и означает, что правила игры на разных этажах феодальной лестницы разные, и король не имеет возможности напрямую управлять каждым из своих подданных.

Существует довольно обоснованная версия, что Славная революция была на самом деле операцией по захвату Британии голландским капиталом (который, в свою очередь, вел свое происхождение из Венецианской республики). На эту тему есть много интересных работ (см., например: [Арриги, 2006], [Фурсов, 2014]), но рассмотрение взаимодействия власти денег и власти традиции выходит за рамки нашей книги.

Которую у нас принято собирательно называть «Ротшильдами».

Подробнее см. в соответствующем разделе второй части нашей книги.

Банкиры первого поколения практиковали захват бизнесов по схеме «кредит под залог предприятия, не можешь вернуть деньги – отдавай бизнес», а также были фанатичными сторонниками золотого стандарта. В результате они оказались органически неспособны «залить кризис деньгами» и в один прекрасный момент оказались с кучей ничего не стоящих предприятий перед лицом требовавших живых денег вкладчиков.

К ним мы относим Великобританию, Германию, СССР, США и Японию.

Президента Рузвельта за его государственно-капиталистическую политику называли «предателем своего класса», но на деле Рузвельт был представителем американской аристократии, потомком первых пилигримов, прибывших в США на «Мейфлауре», и, наоборот, вернул США в руки своего класса.