Михаил Хазин - Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите

Двойственность определения «элиты» (так можно называть, в зависимости от желания автора, и верхнюю часть кривой распределения, и конкретную властную группировку; следовательно, властная группировка автоматически ассоциируется с «лучшими») и откровенное славословие в ее адрес (сосредоточение «энергии, характера и ума») сделали свое дело: работы Парето были хорошо встречены публикой, а его идеи широко распространились в научном мире. Особенно высоко ценил Парето Бенито Муссолини, называвший его теорию «самой гениальной концепцией нового времени» и «начертанной рукой мастера философией будущего» [Рахшмир, 2001, с. 51].

Читатель.Чувствуется, что вам, в отличие от широкой публики, теория Парето не слишком-то нравится!

Теоретик.Видите ли, я все-таки теоретик, а не широкая публика. Социологические тексты Парето исключительно многословны и схоластичны, и вытаскивать из них хоть какое-то содержание – тяжелый и довольно бессмысленный труд. На мой взгляд, собственно теории-то Парето и не создал, ограничившись громоздким описанием некоторой абстрактной модели.

Однако теория, в которой правящий класс формируется не с помощью «партийного строительства», подразумевающего обман и насилие, а за счет высоких личных качеств конкретных лиц, попадающих в «элиту» путем «циркуляции», всегда может рассчитывать на благосклонность представителей Власти. И хотя развивать дальше подобную теорию довольно сложно [561] Как и любую теорию, сводящую описание системы к индивидуальным особенностям ее элементов; жизнеспособность элиты по Парето зависит не от ее внутреннего устройства, и не от ее «политической формулы», а исключительно от качества ее «личного состава». «Привлекать лучших» – вот и вся рекомендация, которую можно извлечь из такого подхода; но мы-то с вами знаем, что Власть основывается не на лучших, а на верных и мотивированных, и их нужно не столько привлекать, сколько воспитывать через уже сформированную в группировке систему проверок и конкуренции. , Парето сумел пробить «заговор молчания», до XX века окружавший тему элиты в общественных науках. После работ Парето и Моски существование правящего класса уже не подвергалось сомнению; теперь можно было ставить вопросы о том, как он устроен, как живет и развивается и какими способами поддерживает свое исключительное («у руля государственной машины») положение в обществе.

Практик.Как легко заметить, Парето был статистик, то есть он рассматривал «верхнюю часть распределения» (которая существует в любом случае) без описания деталей ее существования. Стадо тоже можно считать по головам – только, как говорил Наполеон, баран во главе стада тигров проиграет стаду баранов под руководством тигра. Теоретически, не исключено, что Парето хотел понравиться власти, но любой опытный человек Власти в это не поверит – просто потому, что понравиться можно разными способами, зачем при этом трогать столь деликатную тему? Скорее, тут классический случай «учоного прохфессора», который нарисовал картинку, написал что-то про ее части, а потом понял, что дело-то серьезное и пахнет керосином, а потому нужно как-то выкручиваться. А отказаться от этого открытия он не мог, поскольку, как это часто бывает с учеными, знания жгли ему язык.

Этим Парето радикально отличается от Моски, который понимал и с чем имеет дело, и как оно там внутри устроено. И не боялся этого «чего-то» (Власти) совершенно. Тут тоже можно сравнивать – классических советских интеллигентов, у которых страх перед КГБ был просто до дрожи в печенке, и детей работников этого самого КГБ, которые над ними откровенно насмехались. Я во времена своего студенчества видел дискуссии между такими людьми и поэтому хорошо себе представляю разницу между подходами Моска и Парето.

Читатель.Ставить-то вопросы, конечно, можно. Но как у Хантера и Миллса получилось на них ответить? Если они сами из правящего класса, то почему передумали держать язык за зубами, а если нет – то откуда узнали, как там все устроено?

Теоретик.Чтобы ответить на этот вопрос, нужно в очередной раз обратиться к истории...

Практик.Нужно вспомнить, как создавались США. Центральная власть там на первом этапе ни в грош не ставилась, но постепенно усиливалась, что требовало как-то к этому процессу отнестись. Кроме того, если в Европе было принято жестко разделять функции между различными государственными институтами, то в США они были умышленно проведены крайне нечетко. И, как следствие, тоже требовали осмысления. Это, конечно, не ответ, но перечисленные обстоятельства существенно стимулировали интерес к теме. Кстати, в Италии второй половины XIX века ситуация была похожая.