Александр Шевякин - Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945-1991)

Из этого обсуждения вытекает, что коль скоро мы не в силах изменить базовую политическую психологию нынешних советских руководителей, то мы можем создать ситуации, которые, при достаточно долгом их существовании, могут заставить их смягчить свое опасное и неправильное отношение к Западу и соблюдать некоторую степень сдержанности и осмотрительности в своих отношениях с западными странами. В таком случае мы действительно могли бы сказать, что начали добиваться успехов в постепенном изменении опасных концепций, которые ныне лежат в основе поведения Советов.

Опять-таки, как в случае ослабления советской власти, так и в случае любой прочной программы сопротивления советским попыткам разрушения западной цивилизации, мы должны признать, что советские лидеры могут увидеть письмена на стене и предпочтут прибегнуть к насилию, чем дать этим вещам произойти. Повторим еще раз: такой риск возможен в любой здравой политике в отношении Советского Союза. Он заложен в самой природе нынешнего советского правительства; и что бы мы ни делали, мы тут ничего не изменим. Это не новая проблема для международных отношений Соединенных Штатов. В «Записках федералиста» Александр Гамильтон заявлял:

«Давайте не забывать, что мир или война не всегда оставляются нам на выбор; и сколь бы сдержанными и нечестолюбивыми мы ни были, мы не можем рассчитывать на сдержанность и надеяться смирить честолюбие других».

Следовательно, ставя целью изменить концепции, которыми ныне руководствуется советское правительство в международных делах, мы должны опять-таки допускать, что ответ на вопрос, можно ли достичь этой цели мирными средствами, зависит не только от нас. Но это не должно нам мешать в наших попытках.

Поэтому мы должны сказать, что третьим нашим намерением в отношении России в мирное время является создание ситуаций, которые заставят советское правительство признать практическую нежелательность действий на основе его нынешних концепций и необходимость действовать, по крайней мере внешне, так, будто концепции, противоположные упомянутым, истинны.

Конечно, это прежде всего вопрос поддержания политической, военной и психологической слабости Советского Союза в сравнении с международными силами за пределами его контроля и поддержания среди некоммунистических стран высокой степени настойчивости в деле соблюдения Россией элементарных международных приличий.

3. Конкретные намерения

Все перечисленные выше намерения — общие по характеру. Попытка сделать их конкретными завела бы нас в бесконечный лабиринт попыток вербальной классификации и скорее внесла бы сумятицу, нежели ясность. По этой причине не следует делать попыток озвучивать возможные формы конкретного осуществления этих намерений. Многие из этих форм с легкостью увидит всякий, кто думал о трактовке этих основных намерений на языке практической политики и действия. К примеру, очевидно, что важнейшим фактором в достижении всех этих намерений без исключения будет та степень, в которой мы преуспеем в проникновении за железный занавес или в его разрушении.

Однако вопрос конкретного толкования можно существенно прояснить кратким указанием на негативную сторону картины — иными словами, указав, что же не является нашими намерениями.

Прежде всего, нашим первостепенным намерением в мирное время не является подготовка сцены для войны, которая рассматривается как неизбежная. Мы не рассматриваем войну как неизбежную. Мы не отрицаем, что наши основные намерения в отношении России возможно успешно осуществить не прибегая к войне. Мы должны признавать возможность войны как вытекающую логически и во все времена из нынешней позиции советского руководства; и мы должны быть подготовлены к этой возможности.

Но было бы неправильным полагать, что наша политика основывается на положении неизбежности войны и ограничивается приготовлениями к вооруженному конфликту. Это не так. Наша задача, автоматически определяемая в настоящее время, в отсутствие состояния войны, действиями других, — отыскать средства успешного осуществления наших целей, не прибегая к войне самим. Она включает приготовления к возможной войне, но мы рассматриваем их лишь как вспомогательные и как меры предосторожности, а не как первостепенный элемент политики. Мы по-прежнему надеемся и стремимся достичь наших целей в рамках мира. А если мы когда-либо придем к заключению (что не исключается), что это действительно невозможно и что отношения между коммунистическим и некоммунистическим мирами невозможны без конечного вооруженного конфликта, то весь фундамент этого документа должен быть пересмотрен, а изложенные здесь наши намерения в мирное время — радикально изменены.