Майкл Хадсон - Убийство Хозяина - Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Высшей точкой проекта UNITAR оказалась встреча в Мексике в 1980 году, организованная её бывшим президентом Луисом Эчеверриа. Разразилось целое сражение из-за моего настойчивого утверждения, что должникам из стран третьего мира скоро придётся объявить дефолт. Хотя банкиры Уолл-стрит обычно видят «письмена на стене», их лоббисты настаивают на том, что все долги могут быть выплачены, с целью обвинить страны-должники в том, что они «не затягивают пояса». Банки заинтересованы в том, чтобы отрицать очевидные проблемы с выплатой «капитальных трансфертов» в твёрдой валюте.

Мой опыт работы с подобными «мусорными» экономиками, спонсируемыми банками, которые заражают государственные учреждения, вдохновил меня на написание книги по истории решений долговых проблем разными обществами на протяжении веков. Мне потребовалось около года, чтобы наметить историю долговых кризисов ещё в классических Греции и Риме, а также изучить библейскую основу юбилейного года. Но затем я начал раскапывать предысторию долговой практики, восходящую к Шумеру в третьем тысячелетии до нашей эры. Материалы были рассыпаны по разным источникам, поскольку никакой истории этого ближневосточного генезиса, сформировавшего западную экономическую цивилизацию, ещё не было написано.

До 1984 года мне удалось восстановить, как впервые возник долг под проценты — в храмах и дворцах, а не при товарообмене частных лиц. Большая часть долгов приходилась на эти крупные государственные учреждения или на их сборщиков долгов, поэтому правителям удавалось так часто списывать долги. Они аннулировали долги самим себе, чтобы предотвратить крах своих экономик. Я показал свои выводы некоторым своим коллегам из научных кругов, и в результате меня пригласили стать научным сотрудником по экономической истории Вавилона в Гарвардском музее Пибоди (отдел антропологии и археологии).

Тем временем я продолжал консультировать финансовых клиентов. В 1999 году компания «Скаддер, Стивенс энд Кларк» наняла меня, чтобы помочь создать первый в мире фонд суверенных облигаций. Мне сказали, что, поскольку я известен как «Доктор Страшный суд», когда речь идёт о долгах третьего мира, если его управляющие директора смогут убедить меня в том, что эти страны будут продолжать выплачивать свои долги по крайней мере в течение пяти лет, то компания создаст на такой срок самоликвидирующийся фонд. В результате возник первый суверенный имущественный фонд — оффшорный фонд, зарегистрированный в «Датч Вест-Индиз» и торгуемый на Лондонской фондовой бирже.

Новое кредитование Латинской Америки прекратилось, из-за чего страны-должники так отчаянно нуждались в средствах, что облигации с аргентинскими и бразильскими долларами приносили 45 процентов годовых и мексиканские среднесрочные облигации тессобоно ( tessobonos ) — более 22 процентов. Однако попытки продать акции этого фонда американским и европейским инвесторам потерпели неудачу. Акции были проданы в Буэнос-Айресе и Сан-Паулу, главным образом элите, которая держала высокодоходные долларовые облигации своих стран на оффшорных счетах. Это показало нам, что финансовые менеджеры действительно будут продолжать оплачивать внешние долги своих правительств, пока они платят себе как «держателям облигаций янки» в оффшорах. Фонд Скаддера достиг в 1990 году второй по величине доходности в мире.

Все эти годы я делал предложения известным издателям написать книгу, предупреждающую о том, как этот самый пузырь будет лопаться. Но они твердили мне, что это всё равно, как говорить людям, будто хороший секс прекратится в раннем возрасте. И не мог бы я разбавить свой мрачный прогноз хорошими новостями и рассказать читателям, как они смогут разбогатеть от грядущего краха? Я пришёл к выводу, что большая часть публики заинтересована в понимании большого краха только после того, как он произойдёт, а не во время его нарастания, когда можно получать хорошую прибыль. Быть «Доктором Страшный суд» в отношении долга означало походить на преждевременного антифашиста.

Поэтому я решил вместо этого сосредоточиться на своих исторических исследованиях, и в марте 1990 года представил свою первую статью, в которой были обобщены три открытия, бывшие столь же радикальными с точки зрения антропологии, как и всё, что я написал в области экономики. Господствующая рыночная экономика всё ещё находилась в плену индивидуалистической «австрийской» идеологии, предполагающей, что начисление процентов — это универсальное явление начиная с палеолитических времён, когда одни люди обменивались с другими скотом, семенами или деньгами. Но я обнаружил, что первыми и, безусловно, основными кредиторами были храмы и дворцы Месопотамии бронзового века, а не частные лица, действующие на свой страх и риск. Взимание установленной процентной ставки, похоже, распространилось из Месопотамии на классическую Грецию и Рим примерно в 8-м веке до нашей эры. Процентная ставка в каждом регионе была основана не на производительности, а предназначалась лишь для простоты расчётов в местной системе дробного счёта и равнялась соответственно 1/ 60в месяц в Месопотамии, а позднее — 1/ 10в год в Греции и 1/ 12в Риме.