Майкл Хадсон - Убийство Хозяина - Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

И вот что поразительно: этот закон сложного процента стал рассматриваться как способ сделать население богаче, а не беднее. Как будто работники могут управлять экспоненциальным ростом исков о взыскании долгов, храня средства во взаимно предоставляемых фондах или вкладывая средства в пенсионные фонды, чтобы финансиализировать экономику. Этот «розовый» сценарий предполагает, что рост долга не останавливает рост рынков, инвестиций и занятости во многом так, как и представлял себе Риккардо: землевладельцы и их рента душат промышленный капитализм.

И Смит, и Маркс разделяли, с оговорками, убеждение в том, что деятельность вполне может приносить доход и прибыль, фактически не способствуя созданию стоимости. В этом не было никакого парадокса. Или, скорее, для Маркса, во всяком случае, парадокс состоял не в том, что банки получали прибыль без создания стоимости, а в том, что промышленные капиталисты позволяли им это делать.

Говорят, что Дж. П. Морган и Джон Д. Рокфеллер называли закон сложного процента Восьмым чудом света. Для них он означал сосредоточение финансовых состояний в руках зарождающейся олигархии, которая втягивала экономику в долги перед собой. Этот закон стал ключевым фактором в поляризации распределения богатства и политической власти в обществах, которые не предпринимают шагов, чтобы справиться с такой динамикой.

Проблема состоит в том, что сбережения и кредиты даются в долг другим людям, фактически не помогая им зарабатывать деньги для погашения долгов. Для финансового сектора это создаёт банковскую проблему: как предотвратить потери у кредиторов в случае дефолта по кредитам. Такие дефолты не позволяют банкам заплатить своим вкладчикам и держателям облигаций до тех пор, пока банки не смогут лишить права выкупа должниками заложенного имущества и затем продать его. Но для экономики в целом проблема заключается в том, что банковские кредиты и другие займы нагружают экономику всё большим и большим количеством долгов, «вытесняя» расходы на текущую продукцию. Что-то надо отдать — то есть или кредиторы, или должники должны понести убытки.

Таким образом, политики сталкиваются с выбором: спасать банки и держателей облигаций или всю экономику? Должны ли они просто отблагодарить основных спонсоров своей выборной кампании, дав банкам достаточно денег центрального банка или налогоплательщиков, чтобы компенсировать потери по безнадёжным кредитам? Или им придётся реструктурировать долги с понижением, нанося убытки крупным банковским вкладчикам, держателям облигаций и другим кредиторам списанием безнадёжных долгов, чтобы сохранить платёжеспособность семей, погрязших в долгах, и сохранить за ними их дома?

В современном мире политически удобно решать банковские аспекты этой проблемы таким образом, чтобы угодить финансовому сектору. После того, как крах 1907 года ударил по Соединённым Штатам сильнее, чем по большинству экономик других стран, в 1913 году была основана Федеральная резервная система для предоставления государственного резервного кредита во время кризисов. Предполагалось, что проблемы с задолженностью заключались лишь в краткосрочной ликвидности в основном платёжеспособных кредитов, текущие выплаты по которым были временно прерваны из-за неурожаев или крупного промышленного банкротства.

Не предполагалось, что экспоненциальный рост долга достигнет такой величины, что будет в состоянии остановить экономический рост. За прошедшее столетие эта причина беспокойства почти полностью исчезла из дискуссий большинства экономистов.

Конечно, финансовый кризис 1929-1931 годов побудил прогрессивного экономиста Ирвинга Фишера из Йельского университета проанализировать долговую дефляцию (см. ниже в Главе 11), а Джона Мейнарда Кейнса — настаивать на государственных расходах с целью обеспечения достаточного рыночного спроса для поддержания полной занятости. В1933 году «Новый курс» установил определённые пределы федерального страхования вкладов (до 100 тыс. долл. перед крахом 2008 года и до 250 тыс. долл. сразу же после него, чтобы остановить банкротства банков из-за панического изъятия вкладов). Банки платили сбор Федеральной корпорации страхования вкладов (FDIC) на создание фонда для возмещения вкладчикам учреждений, которые обанкротились. Низкие взносы отражали предположение, что такие банкротства будут редкими. Совершенно не предполагалось, что крупнейшие банки будут действовать безрассудно и бесконтрольно.