Степан Сулакшин - Властная идейная трансформация - исторический опыт и типология

4) Цезарианская модель.

Рассмотрим их в этой последовательности.

В отношении понятия «революция» существует большая путаница. Сложность связана с употреблением его в рамках различных дисциплин и контекстов. Существуют социально-экономический, социологический, политический, технологический, естественнонаучный, астрономический и иные подходы. В данном случае дефиниция «революция» рассматривается исключительно в рамках механизмов властной трансформации. Поэтому был применен кратологический (кратология – учение о власти) подход.

Под революцией понимается насильственная смена политической власти при участии широких народных масс (рис. 3.1). Ключевыми здесь являются два признака – насильственность и массовость. По первому из них антитезой революции выступает выборная трансформация, по второму – переворот. Противопоставление революций и реформ относится к оценке характера и скорости изменчивости осуществляемых властью преобразований, но не к способам захвата самой власти. Поэтому дихотомия «революционаризм» – «реформизм», как не имеющая прямого отношения к теме исследования, не рассматривается.

Рис. 3.1. Модель революции

Из всех возможных сценариев осуществления властной трансформации революционный путь предполагает наибольшие издержки. В периоды революций разрушаются инфраструктуры, наносится материальный и демографический урон соответствующему государству. Это всегда социальное потрясение. Истории неизвестно ни одного примера, чтобы происходящая революция не сочеталась со снижением показателей экономической развитости. С этих позиций оценивал, в частности, опыт революционной трансформации один из основоположников французского консерватизма Э. Берк. В работе «Размышления о революции во Франции» он однозначно характеризовал описываемое им явление как общественное зло, воплощающее все худшие стороны человеческой природы [62] .

Другое дело, что далее, уже после осуществления элитной инверсии, может быть организован как прорыв в развитии страны, так и может произойти ее дальнейшая деградация. В этом принципиальное отличие революций 1917 г. и 1991 г. Однако даже в случае достижения позитивных для страны последствий издержки при революционной трансформации всегда значительны и не всегда оправданы. Нельзя поэтому согласиться с распространенным мнением о революциях как «дешевом» способе взятия власти. Напротив, революционный путь по отношению к ресурсам страны наиболее дорогостоящ.

Современные гуманитарные науки не имеют адекватной реалиям XXI в. теории, позволяющей прогнозировать революции и описывать механизмы их осуществления. В России в лучшем случае применяется по инерции советская истматовская теория революции. До сих пор используется в основном трехкомпонентный плехановско-ленинский определитель «революционной ситуации», не позволяющий идентифицировать революции нового типа. Номинированные в свое время В.И. Лениным знаменитые признаки были уже достаточно давно подвергнуты в политической науке ревизии.

«Невозможность «верхов» управлять по-старому». Опираясь на этот признак, советские историки видели в управленческих новациях властей симптом надвигающейся революции. Однако большей вероятности лишиться власти подвержена та политическая команда, которая именно по-старому управляет и не считает, что это недопустимо. Элита утрачивает ощущение опасности. Возникает иллюзия, что правление властной элитной когорты «вечно». П.А. Сорокин писал о предреволюционном вырождении господствующей политической элиты, об утрате ею способности к действиям и осознания необходимости перемен [63] . И тут, для властей как гром с ясного неба, – революция. В час «Ч» выродившаяся элита оказывается неспособной даже на силовое противодействие (революция 1991 г.).

«Обострение выше обычного нужды и бедствий народных масс». Этот ленинский признак революционной ситуации не признается в современной политологии в качестве индикатора надвигающейся революции. Истории известны многочисленные примеры, когда ухудшение положения народа никоим образом не сказывалось на его политической активности. Не привело к революции и резкое падение уровня жизни населения в России в 1990-е гг. Ленинская теория дала сбой. В действительности же еще Токвиль указывал, что революции чаще возникают не в результате ухудшения ситуации, а как реакция на неоправдавшиеся ожидания. Мотивы революционной активности переносятся в сферу психологии. Череда лишений вырабатывает у народа соответствующую психологическую адаптацию, умение приспосабливаться к невзгодам. Каждый новый удар по благосостоянию народа воспринимается едва ли не как неизбежность. Но как только у народа формируется ожидание завтрашнего улучшения, а оно не происходит, детонируется революционный взрыв.