Когда порядок, установленный на обширном пространстве, обеспечивается и направляется имперским центром, последний подвергается нападкам за своеволие и получение односторонней выгоды. Вне зависимости от того, справедливы ли эти упреки или же нет, следует спросить, как могут быть легитимизированы имперские порядки на фоне антиимпер- ской критики?
Мир как оправдание имперс кого владычества
Состояние мира постоянно делается оправданием для существования имперского порядка: только обширная, централизованно управляемая политическая система могла бы избежать перманентной войны ради удержания или же передвижения границ, с чем вынужденно связана деятельность небольших по размерам политических структур. Против изначальной естественности мелких политических структур имперская идеология выдвигает указание на их неизбежную неспособность к миру. Наиболее известная из подобных легитимаций содержится в «Энеиде» Вергилия в пророчестве Юпитера о выросшем из последователей Энея будущем римском народе — о «Владыке мира», как заявляет у Вергилия отец богов Юпитер: «Век жестокий тогда, позабыв о сраженьях, смягчится, / С братом Ремом Квирин, седая Верность и Веста / Людям законы дадут; войны проклятые двери / Прочно железо замкнет; внутри нечестивая ярость, / Связана сотней узлов, восседая на груде оружья, / Станет страшно роптать, свирепая, с пастью кровавой» [80] Перевод С. Ошеро ва.
4.
И Данте, для которого «высшее из благ, однако, то... чтобы люди жили в мире», был убежден, что это было бы возможно, лишь если род людской «будет подвластен весь единственному властителю. ...Так что человечество, если оно будет подчиняться одному-единственному князю, будет более всего близко к Богу. Из этого следует и то, что такое подчинение наиболее соответствует Господнему замыслу. Это равнозначно его благоволению и процветанию»5. Для Данте без обустройства универсальной монархии, как называли в Средние века и раннее Новое время огромный имперский проект, охватывающий всю Европу, был немыслим прочный мир, потому что там, где властвуют друг подле друга двое, всегда дойдет до ссоры. Тем самым он обращался против аргументации публицистов французского короля Филиппа Красивого и союзных ему итальянских гвельфов, которые оспаривали необходимость универсальной монархии и выступали за систему независимых государств и отдельных городов. Им Данте бросал упрек, что их речи о справедливости лишь голое притворство, потому что они не хотели бы, чтобы кто-либо действительно мог победить по справедливости.
В истории политической мысли Европы было мало теоретиков, которые с той же решительностью, что и Данте, связывали желание мира и организацию имперского порядка. Лишь Томмазо Кампанелла и — с оговорками — Джованни Ботеро примерно так же указывали на имперский мир, пропагандируя для Европы и, исходя из этого, для всего земного шара такой политический порядок, который мог быть создан под главенством Испании6. Основной же нитью в политической мысли Европы было выражение предпочтения не имперскому «господскому миру», а установленному между государствами «миру по договору»: вместо одной превосходящей силы в центре мирного пространства мир гарантировался коллективными самоограничениями принципиально равных в своих правах акторов. В труде Иммануила Канта «К вечному миру» (1795) это представление нашло свое самое известное и одновременно наиболее эффектное отражение7. Концепция межгосударственного мира по договору, который будет охраняться созданием союза государств, отрицает реализацию мира любой ценой и критикует имперский мир как кладбищенское спокойствие. Политическая несвобода и экономическая стагнация всегда будут той ценой, которую придется заплатить, и эта цена очевидно слишком высока. Кроме того, подобный мирный порядок долго не продержится; спустя некоторое время он будет неизбежно уничтожен мятежами и восстаниями — не в последнюю очередь из-за жестокого ограбления периферии, которое станет необходимо, чтобы иметь возможность вознаградить население имперского центра материальными преимуществами за утрату им его свободы.
Примером подобной аргументации, содержащей указание на стоимость имперского порядка для его периферии, является критика универсальной монархии, которая была представлена Монтескьё в его «Reflexiones sur la monarchie universelle» [81] «Размышлениях об универсальной монархии».
(около 1727): даже римляне, которые якобы опустошили весь мир, чтобы основать первую универсальную монархию, не поступали так же варварски, как испанцы, уничтожавшие все, чтобы все сохранить8. Критика империи со стороны Монтескьё отличалась тем, что он не долго думая перевернул с ног на голову представления об отношениях между цивилизацией и варварами в имперском их изображении, объявив варварской политику империи, а не наоборот. Однако ни одна держава не может смириться с репутацией варварской без того, чтобы это не сказывалось на ее центре, где спустя некоторое время начинают применяться те же формы господства и угнетения, что и на периферии. Империи, по Монтескьё, вследствие имманентной закономерности стремятся к саморазрушению, и потому тот мир, который они, без сомнения, защищают, не будет долгим. При взгляде на чудовищные с социально-экономической точки зрения последствия испанского владычества в Южной Италии Монтескьё задавался вопросом, могут ли в новом мире, мире торговли, еще иметь место империи, основанные только на деспотической власти.
Читать дальше