Татьяна Сидорина - Национализм - теории и политическая история

Другими словами, было бы чрезвычайно легкомысленно и поверхностно рассматривать современный национализм как массовое умонастроение, свойственное исключительно развивающимся странам, традиционалистским обществам или народам, населяющим «третий мир». Ход мировых политических процессов в последнее десятилетие со всей очевидностью свидетельствует об усилении этнонационалистического сознания не только на периферии мировой системы, но и в самом ее ядре — развитых индустриальных странах Западной Европы.

В книге «Этнонационализм в Европе» швейцарский историк, авторитетный специалист по проблемам современного национализма Урс Альтерматт в связи с этим констатировал, что апартеид — принцип, который в XX в. (и, добавим, в начале XXI в.) распространяется на европейском континенте. В век массовой коммуникации и массовых транспортных средств, Интернета и поп-культуры подобное развитие кажется парадоксальным. Еще никогда в Европе так много людей не находились в такой зависимости друг от друга и не были так тесно связаны друг с другом. Между тем, чем больше выравниваются различные европейские страны в техническом и экономическом отношении, тем сильнее многие люди ощущают угрозу своей культурной идентичности и испытывают потребность в том, чтобы каким-либо образом отличаться друг от друга. В то время как европейцы становятся все больше похожи друг на друга при потреблении и ведении хозяйства, на уровне культуры они поднимают мятеж против глобализации. Из страха перед потерей культурной идентичности они изолируются, строят этнонационалистические укрепления и используют культурные различия в качестве предлога для обособления иных [9] См.: Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. М.: РГГУ, 2000. С. 11. .

Таким образом, с точки зрения Альтерматта, европейский национализм новейшего типа является парадоксальным следствием или порождением глобализации. Он представляет собой защитную психологическую реакцию на процесс культурной стандартизации и унификации (так называемой «макдональдизации»), сопровождающий прогрессирующую интернационализацию всех сфер человеческой жизнедеятельности. Националистически же ориентированные лидеры, по крайней мере на уровне риторики, выступают за возвращение к ценностям и нормам традиционной культуры собственных народов, за сохранение или возрождение так или иначе понимаемого «наследия предков». И в этом смысле далеко не случайным является широкое, можно сказать — повсеместное, распространение в среде европейских националистов враждебности к американской культуре и США, выступающих в качестве локомотива процесса глобализации.

Анализируя связь национализма и глобализации, социолог Том Нейрн в статье «Интернационализм и второе пришествие» также отмечал: «На практике заметно преобладающим политическим побочным продуктом современной интернациональности до сих пор являлся национализм. Не здравый смысл, упорно приписываемый интернационализму, а непричесанная, алогичная, упрямая, разрушительная, эгоцентричная истина национальных государств. Не какое-нибудь высокопарное или инертное единство, а “балканизация” — мир непримиримых исключений, для которых должно быть какое-то правило, но никто не знает какое. Даже еще до 1989 г. было понятно, что у средневекового партикуляризма по-прежнему есть какое-то будущее. Но только после него стало возможным более убедительно говорить о том, что будущее это весьма определенное» [10] Нейрн Т. Интернационализм и второе пришествие // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 350. .

Принимая во внимание все вышесказанное, можно сделать вывод, что современный национализм является неизбежным спутником, тенью или «темным двойником» глобализации. При этом степень его распространения и влияния в той или иной стране зависит от ситуативной конфигурации множества внешних и внутренних факторов, теснейшим образом связана с политической историей конкретного народа. Однако вне зависимости от частных обстоятельств, определяющих форму проявления этнонационалистических настроений, их общее содержание представляет собой болезненную защитную реакцию массового сознания, травмированного резкими и подчас катастрофическими социальными переменами последнего десятилетия. Это верно в отношении народов и государств как «третьего», так и «первого» мира.