Борис Романов: Мог ли Николай II не отречься 2 марта 1917 года?

Ранее, в статье "Февральская революция – заговор коррупционеров" (в книге "Николай II: две войны и революция") мы показали, что Гучков (глава Военно-промышленной комиссии) и Львов (глава Земгора), оказавшись к осени 1916 года под обвинениями и следствием об огромной коррупции в их организациях – под перспективой суда и тюрьмы не позднее весны 1917 года, они активизировали существовавшие с начала Первой мировой войны план заговора против Николая II, и к середине февраля 1917 года план был разработан уже в деталях, с привлечением (через Военную ложу Гучкова) нескольких генералов (включая Алексеева и Рузского), а также депутатов-масонов Думы Некрасова, Керенского, Терещенко, Бубликова и чиновника Министерства путей сообщения Ю. Ломоносова (инженер-путеец, революционер). Последние двое блокировали продвижение литерного царского поезда к Петрограду 28 февраля. 1 марта Николай II оказался в изоляции на ж\д станции Пскова. Командующий Северо-западным фронтом Рузской отсёк его здесь от всех каналов связи и предъявил ультиматум, требуя отречься от престола.

***

Иногда можно услышать: зачем Николай II уступил заговорщикам 2 марта в Пскове? Надо было сопротивляться до конца. Мол, «режьте-стреляйте, мученический конец приму, но от Богом данной власти не отрекусь»… Ну, предположим… Но речь шла не только о его собственной жизни: генерал Рузский еще при первом разговоре прямо сказал царю, что в случае отказа он не может ручаться за безопасность Александры Федоровны. Это был шантаж, но после убийства Распутина ненависть всей оппозиции оказалась направлена именно на нее. Хотя даже посол Бьюкенен писал, что императрица в Петрограде самая решительная патриотка и намерена стоять за войну до победного конца (это к слову о масштабах клеветы). Можно не сомневаться, что если бы Николай II отказался отречься, Александра Федоровна была бы немедленно арестована заговорщиками, а может и убита – к этому дело и шло.

Версии

Предположим, Николай II отрекаться отказался. Через три-четыре часа ему сообщают, что Александра Федоровна арестована, и весь Петроград требует его отречения (ложь, но сказали бы). Предположим, он все равно отказывается отречься. В этом случае пришлось бы заговорщикам его арестовать, а скорее всего и убить. На престоле, по закону о престолонаследии, оказался бы больной Алексей при регентстве Михаила. Михаил отрекся и при живом брате, при отречении Николая II в его пользу – значит, отрекся бы и в этом случае – в пользу того же Временного комитета (правительства). Все это произошло бы в три-четыре дня. Ну, возможно, в течение недели. Итог – все то же самое, только с арестованными на несколько дней раньше Николаем и Александрой (не исключено, что и с убийствами), с больным Алексеем, который скончался бы без ежедневного внимания матери в месяц или два.

Народ поднялся бы за государя?

Может и поднялся бы, если бы призвала Церковь. Но Святейший Синод в Петрограде еще 26 февраля отказался призвать православных мирян (то есть практически весь город) не участвовать в беспорядках и демонстрациях под красными флагами, а через несколько дней после отречения радостно приветствовал новую власть и благословил ее.

Следуя логике оппонентов, можно сказать, что и в этом виноват Николай II. Однако католический приход в Петрограде выпустил воззвание к своим прихожанам – не участвовать в демонстрациях – и ни один католик в событиях февраля-марта 1917 года участия не принял! Об этом честно написал в своих воспоминаниях товарищ (заместитель) Обер-Прокурора Святейшего Синода (с сентября 1916 по март 1917) князь Н. Д. Жевахов, [см. его "Воспоминнания…", с.385-387] Что, Николай католиков любил особо? Нет, этого не было.

Таким образом, при любом варианте развития событий результат был бы аналогичным, или хуже (с убийством его или царицы). Возможно, Николай II это понимал. Возможно, не думал об этом, а думал о жене и больных детях. В любом случае, другого выхода у него не было. Не говоря уже о том, что с точки зрения нормального человека он поступил совершенно правильно.

Наиболее вероятно, что еще вечером 1 марта в Пскове Рузский в самые бурные («буря была» – по выражению самого Рузского) часы шантажа, после почти неприкрытых угроз в адрес императрицы открыто сказал царю, что у них (у заговорщиков) в случае дальнейшего упорствования не будет другого выхода, кроме как убрать и его, государя – и что это вызовет раскол в армии, но у них теперь нет другого выхода.