Что означает демократия, если условия жизни и труда миллионов людей лишают их практической возможности влиять на развитие общества? «И тем не менее,— отмечает журнал,— несмотря на засилье рантье и монополий, несмотря на господство «железного закона» выгоды, каждодневно отбрасывающего на обочину «неудачников», многие во Франции искренне считают, что живут при демократии».
Выясняется, что эти люди обычно ссылаются на факты, кажущиеся им убедительными: «Рабочий завода «Рено» может читать газеты любых партий...»; «У большинства людей есть телевизоры...»; «Коль скоро народ имеет свое мнение, коль скоро он выражает это мнение,— критикует, негодует — значит, у нас демократия». Однако достаточно «копнуть глубже», чтобы собеседник засомневался и признал, например, что лозунг «свобода выбора» сводится главным образом к «свободе» выбирать хозяина.
И так всегда, продолжает «Монд дипломатик», с одной стороны, бесспорные, в общем-то никем не оспариваемые цифры и факты, свидетельствующие о том, что демократия, равно как и богатство, распределена в нашем обществе, мягко говоря, не самым справедливым образом; с другой — обильные словеса, в которых правда тонет или забывается. Вот уже три века с поразительным упрямством буржуазные либералы твердят о «человеке вообще», о «свободе как таковой», о «демократии как отвлеченном понятии». Для тех, кто не хочет рассматривать демократию с классовых позиций, существуют лишь просто граждане.
— А «гражданин»,— говорит профессор-правовед Парижского университета Жорж Бюрдо,— это понятие, остающееся лишь после того, как мы вынесем за скобки различия в социальном и материальном положении, образовании и т. д., т. е. некое абстрактное существо.
Переходя к истории возникновения и развития капиталистического общества, «М онд диплома т и к» отмечает, что не требуется быть «стопроцентным марксистом», чтобы распознать эти явные несоответствия. Характер взаимоотношений капитализма с демократией просматривается сквозь защитную дымовую завесу на протяжении всей истории. Демократическая мысль, родившаяся в недрах капиталистического общества, осталась его пленницей. Буржуазная демократия неизбежно ограничена и отмечена пороками породившей ее системы. Авторы публикации в парижском журнале подчеркивают, что нарождавшаяся демократия была ограничена вдвойне: она осуществлялась только в политической сфере — собрания, союзы, выборы — и удовлетворяла лишь привилегированную часть третьего сословия — буржуазию. Те, кто обладал богатством, но не имел политической власти, могли обратить ее и обратили к своей выгоде; остальные — подавляющее большинство — не получили ничего: нищета и правовое бессилие как были, так и остались их уделом.
Вскоре широко декларированные принципы были преданы забвению. «Их внесли в конституцию,— констатирует юрист Жан Коссон,— но никто, разумеется, их не соблюдал; право денег возобладало над гражданскими правами».
«Каждый на своем месте» — вот принцип фальшивой демократии, который с маниакальным упорством внедряли буржуазные законодатели. Бесчисленные законы были призваны «сдерживать трудовой люд». Журнал приводит в качестве примера закон Ле Шапелье, который запрещал во Франции всякие союзы трудящихся. «Работникам, собравшимся вместе, не дозволяется обсуждать вопросы, касающиеся их общих инетересов»,— говорилось в нем. Статьи 414 и 415 уголовного кодекса карали тюремным заключением от одного до трех лет тех, кто самовольно уходил от хозяина, и от двух до пяти лет — тех, кто призывал это делать. Статья 1781 гражданского кодекса гласила, что в случае конфликта между «хозяевами и обслугой хозяину надлежит верить на слово». Это, по выражению историка и социолога Мишеля Фуко, было началом «великого замыкания».
Однако, чтобы «вливать» новые силы в капиталистическую систему, говорится далее в «М о н д дипломати к», правящему классу время от времени приходилось предоставлять простым гражданам более широкие права, хотя из всех требований народа, изложенных языком стачек и баррикад, правящий класс «слышал» лишь те, что не затрагивали его прерогатив. Неравенство заложено в самой природе капитализма, и сегодня оно чувствуется почти столь же сильно, как прежде. Неравенство в шансах на жизнь (преподаватель в среднем живет дольше рабочего), на образование (детей инженерно-административных работников среди студентов в 20 раз больше, чем детей рабочих и простых служащих), на получение работы. Наконец, неравенство доходов — самое вопиющее, ибо во Франции, например, «полюсовые» доходы соотносятся, как 1:400. Ну и как следствие — неравенство жилищных уоловий, средств передвижения, качества получаемых услуг, отдыха и т. д. Причем неравенства эти громоздятся друг на друга — одни и те же люди не получают образования, выполняют самую тяжелую работу, получают самую низкую зарплату, не имеют доступа к развлечениям; неравенства множатся и передаются из поколения в поколение.
Читать дальше