Михаил Делягин - Британские элиты - факторы глобального превосходства. От Плантагенетов до Скрипалей

Эти расходы за несколько лет были полностью компенсированы приростом налогов с возраставшего благодаря нормализации денежного обращения товарооборота.

Незадолго до назначения хранителем Монетного двора Ньютон «пережил тяжелую нервную болезнь: депрессия, бессонница, расстройство пищеварения, приступы паранойи, – вероятно, последствия отравления ртутью при алхимических опытах или самолечении» [13]. Правда, уже в наше время следов отравления ртутью в его волосах не нашли [15], так что, возможно, причина заключалась в возрастном кризисе или эмоциональном истощении.

Так, Монтегю писал Ньютону 19 марта 1696 года, за несколько дней до его назначения: «…эта должность не потребует…больших затрат времени и сил, вы сможете работать столько, сколько захотите сами» [15,61].

Занимавшейся расследованиями финансовых нарушений и преступлений по всей стране и ставшей, таким образом, предтечей современных финансовых полиций.

Весьма важно, что, помимо изложенного, 16 июня 1696 года приказ лорда Казначейства дал Ньютону право (до того бывшее лишь у директора Монетного двора) получать сверх жалованья определенный процент с каждой отчеканенной монеты, – хотя, конечно, его рвение в ходе перечеканки и последующей денежной экспансии определялось далеко не только и не столько этим [50]. Однако в результате Ньютон стал получать «один из самых высоких честных заработков во всем королевстве» [15].

Тем не менее, по некоторым данным, Ньютон лишь оплачивал (за 40 фунтов в год) полагающийся ему по должности дом на Монетном дворе, но почти не жил в нем из-за грохота и суеты расположенного в непосредственной близости от него производства. Уже в августе 1696 года он переехал в тихий дом «на Джермен-стрит недалеко от Сент-Джеймской церкви в Вестминстере, где прожил больше десяти лет» [15].

К 1700 году, за 4 года под руководством Ньютона было отчеканено монет более чем на 5,1 млн. фунтов стерлингов – в полтора раза больше, чем за предшествующие 35 лет с начала машинной чеканки в 1662 году (3,3 млн. фунтов). Из оборота было изъято около 95 % фальшивой и бракованной серебряной наличности [50].

Интересно, что значительную часть алхимических работ Ньютона приобрел после их обнаружения второй после него по значимости экономист в истории человечества (по праву делящий эту позицию с создателем межотраслевого баланса Василием Леонтьевым) Джон Мейнард Кейнс.

В 1724–1726 годах Франклин работал и учился в типографиях Лондона, а в 1757–1770 годах представлял интересы сначала Пенсильвании, а потом еще трех североамериканских колоний в Британии.

Правда, предоставил в такой форме, что в итоге Бомарше разорился: Людовик XVI пообещал североамериканским повстанцам эту огромную сумму в кредит, а дал ее Бомарше. После победы повстанцы тактично забыли об услуге, оказанной им французским королем, и не вернули долг (заложив тем самым один из краеугольных камней американской политической и коммерческой культуры), а король не признал своих обязательств перед Бомарше. Этот эпизод ярко характеризует опасности финансовой поддержки королей, – на фоне безрискового финансирования английского национального долга, – и иллюстрирует финансовую причину поражения Франции в ее противостоянии с первоначально несравнимо более слабой Англией.

О не менее выдающихся и изощренных плодах социальной инженерии других цивилизаций, – например, Османской империи, – мы знаем непозволительно мало.

В Оттоманской империи практически тот же самый результат достигался более простым способом – созданием сословия янычаров из детей, похищенных в раннем возрасте из семей и просто не помнящих своих родителей и своей культуры.

В частности, Кима Филби, насколько можно понять по имеющимся воспоминаниям, так долго не могли раскрыть в том числе и потому, что следствие по нему вели выходцы из обычных слоев английского общества, которым было житейски страшно и политически опасно обвинять представителя элиты. Когда же совокупность доказательств, пусть даже и косвенных, стала казаться неопровержимой, решать судьбу Филби пришлось представителю элиты, который просто не захотел позорить собрата. Правда, помимо прочего, раскрытие Филби означало бы и дискредитацию верхов общества перед низами признанием правомерности обвинений последних в его адрес, что с классовой точки зрения было совершенно невыносимо. Лишь когда дальнейшее промедление стало невозможным, к Филби был послан его соученик, чтобы задать прямой вопрос о шпионаже, – и Филби признался, так как не мог солгать представителю своего социального слоя и тем более члену своего университетского братства. В результате, по всей видимости, ему дали возможность, «сохранив лицо», избежать наказания, – по сугубо классовым причинам (а также потому, что действовавшая в рамках общих с Советским Союзом теневых глобальных проектов «кембриджская пятерка», строго говоря, не нанесла никакого реального ущерба интересам Англии; из-за этого судебное наказание ее членов оказалось попросту невозможным, что создало ряд поразительных коллизий, вплоть до юридической, хотя так и не реализовавшейся, возможности посещения ее членами своих родственников на ее территории).