Герберт Уэллс - Открытый Заговор

Никто не ответил ему прямо, но, когда его голос стих, следующий по старшинству матрос взял слово. «Этого юношу, – сказал он, – погубит Амомнение, и мне его жаль. Моя идея состоит в том, чтобы выследить свинью и добыть филейную вырезку. Просто кусок филе. Мне достаточно филейной вырезки. Это вполне осуществимо. Намного более осуществимо, чем прекрасная Етчина. У нас тут нет ни ружья, ни дерева для изготовления лука и стрел, у нас нет ничего, кроме складных ножей, а эта свинья может бегать, как Чумелая. Смешно даже думать об убийстве этой свиньи. Но если кто-то войдет к ней в доверие, коварно подкрадется к ней без шума и доберется до филейной части – как будто хочет пощекотать – можно отхватить филейку так аккуратно, что она и не спохватится».

Третий матрос сидел удрученный с опущенной вниз головой, запустив свои тонкие пальцы в копну волос. «Потрошки, – бормотал он, – потрошки. Я даже не хочу думать о свинье».

А юнга молча вынашивал свои собственные планы, так как он счел неразумным и далее провоцировать своих старших товарищей.

И вот, таким образом, трое моряков приступили к удовлетворению своих желаний свинины, каждый по-своему, по отдельности, разумно и скромно. И у каждого была своя награда. Первый матрос после нескольких недель терпения подобрался к свинье на расстояние вытянутой руки и хорошо и звонко шлепнул эту вожделенную ветчину по левому боку и почувствовал, что успех близок. Двое других услышали шлепок и хрюканье испуганной свиньи за полмили. Но свинья в состоянии изумления тут же унесла ветчину за пределы досягаемости, и это было все, чего достиг первый моряк в стремлении к своей цели. Охотник до жаркого из филейной вырезки преуспел ничуть не лучше. Однажды он наткнулся на свинью, спящую под скалой, и прыгнул на ту самую филейную часть, к которой он вожделел, но свинья укусила его глубоко, к тому же занесла инфекцию и выказала такое негодование, что вопрос о вырезке был немедленно забыт и никогда больше не обсуждался между ними. После этого рука второго матроса была перевязана и опухла, и ее состояние менялось от плохого к худшему. Что касается третьего матроса, то вряд ли он хотя бы раз почуял запах потрохов от начала и до конца этой притчи. Юнга, преследуя собственные идеи, сделал ловушку для всей свиньи, но, поскольку другие ему не помогли и поскольку он был слишком маленьким – хотя и смышленым – юнгой, то это получилась хлипкая и недостаточно глубокая ловушка, и единственный, кто в нее попался, был обезумевший охотник за потрохами, слонявшийся неподалеку. После этого охотник за потрохами превратился в охотника на юнг, и жизнь юнги, при всей его смышлености, стала опасной и неприятной. Он теперь спал только урывками и познал всю горечь непонятого прозрения.

Когда наконец на остров Провиндер прибыл корабль и забрал троих мужчин и юнгу, свинья все еще оставалась целой и не потерявшей ни грамма бекона, резвой и веселой, а все четверо потерпевших кораблекрушение были в очень истощенном состоянии, потому что в это время года моллюсков бывает мало, съедобные корни найти трудно, а свинье намного лучше, чем им, удавалось находить и выкапывать их, не говоря уже об их переваривании.

Из этой притчи можно сделать вывод, что половинчатое предприятие не всегда является более мудрым или более обнадеживающим, чем всеохватное.

И точно так же, выступая в роли того маленького, но наблюдательного юнги, я бы поддержал утверждение, что ни одно из этих движений частичной реконструкции не имеет того здравого смысла, который предполагают его сторонники. Все эти движения заслуживают внимания только если их можно присоединить ко всемирному движению; все изолированные – бесполезны. Они будут затушеваны и потеряны в общем дрейфе. Политика «всей свиньи» – лучшая, самая разумная, самая легкая и самая обнадеживающая. Если достаточное количество умных мужчин и женщин смогут осознать эту простую истину и посвятить ей свою жизнь, то человечество все же сможет достичь цивилизации, силы и полноты жизни, превышающей все наши нынешние мечтания.

Если они этого не сделают, разочарование восторжествует, и война, насилие и бесполезная трата времени, сил и желаний, даже более отвратительные, чем война, станут уделом нашей расы на протяжении предстоящих веков и до самого ее истощенного и жалкого конца.

Ибо, если наша раса потеряет волю к борьбе за жизнь, то мы должны понимать, что ни один спасательный корабль не держит курс к берегам нашей маленькой планеты.