Аркадий Мамонтов - Следы империи. Кто мы — русские?

После этой книги наша интеллигенция с упоением начала повторять афоризмы: «Россия — тюрьма», «Император — тюремщик России». Благодаря частому повторению и постоянному цитированию образ России как «тюрьмы» вошел в русский язык в качестве метафоры. При этом де Кюстин вообще ничего не говорил о межнациональных отношениях. Тем более он не осуждал угнетение нерусских народов империи, да, похоже, и ничего не знал как раз о таком положении.

Кстати, происхождение самого Ленина долгие годы держалось в тайне. Причем запрет был наложен самим Сталиным. Уже после революции историки по заданию партии занимались исследованием родословной Ленина. Были обнаружены как русские, так и калмыцкие, немецкие, шведские и еврейские корни. Интересовались историей своего рода и сестры Ленина — Анна и Мария. Но когда Анна Ильинична сообщила Сталину, что нашла данные о своем прадеде, еврейском мещанине Моше Ицковиче Бланке, в крещении Дмитрии, Иосиф Виссарионович жестко приказал: «Молчать о нем абсолютно».

Сталин очень серьезно занимался национальной политикой, именно при нем в 1932 году графа «национальность» перекочевала из партийных анкет в паспорт гражданина СССР. Именно он сформулировал определение нации, которое до сих пор присутствует во многих наших учебниках — общность территории, языка, экономической жизни, психического склада и культуры. Но графа «национальность» была нужна вождю народов не только для научных изысканий. Она существенно облегчала репрессии по отношению к целым народам, которых Сталин считал предателями. Были депортированы представители десяти национальностей: калмыки, немцы, ингуши, чеченцы, карачаевцы, крымские татары и другие. При этом активно шло формирование новой исторической общности «советский народ».

Название «русские» после революции закрепилось за великороссами, «украинцы» — за малороссами, а «белорусы» — за белороссами. Определение «советский» должно было заменить «русский», «российский» как общее название суперэтноса. Нужно сказать, что это почти удалось. Во многом благодаря победе в Великой Отечественной войне, которая спаяла все народы нашей огромной страны в единое целое. Не случайно во время переписи населения многие начали указывать в графе «национальность»: советский. При этом графа «национальность» в паспорте гражданина СССР заменила ненужную по мнению строителей коммунизма графу «вероисповедание», тогда как на протяжении веков именно вера скрепляла российскую нацию.

Михаил Никифорович Катков, известный русский публицист, издатель, сравнивал две империи: Австро-Венгерскую и Российскую. Первая представляла собой «лоскутную монархию» — в ней, как и в России, было очень много разных народностей, в том числе славяне — чехи, словаки. Но при этом доминирующей имперской нацией оставались немцы. В противоположность ей Катков приводил Российскую империю и доказывал нежизнеспособность Австро-Венгерской, так как там происходило онемечивание народов. В Российской империи же было сращивание различных этносов через культуру и национальное сознание, не через подавление и насильственную русификацию. История, собственно, показала, какая империя оказалась жизнеспособной.

Чем же мы на самом деле отличаемся от других народов? Мы — европейцы, азиаты или что-то третье? И нужно ли нам стремиться объединиться с Востоком или Западом?

Это не Россия находится между Западом и Востоком. Это Запад и Восток находятся слева и справа от России.

Россия — это такой культурно-исторический феномен, который вполне имеет право претендовать на звание отдельной цивилизации. Поэтому попытка мерить нас по европейским или азиатским стандартам никогда не увенчается успехом.

Россию невозможно заключить в этнические рамки, оценивать все чистотой крови — такой радикальный национализм у нас не приживется. Это именно черта европейского национализма — мерить циркулем уши, черепа, носы и даже гены. Русского человека отличает широта души. Но кроме всего прочего, в рамках этой широты души есть поиск чего-то идеального, чего-то истинного — постоянный поиск некой правды.

Для верующего это поиск Бога — обретение чего-то более глубокого и невозможность удовлетвориться чем-то поверхностным, а затем способность жертвовать ради этого чего-то большего и глубокого очень многим. Готовность отказаться от многого ради того, что начинает казаться действительно правильным и дельным. Иногда это заводит в само-разрушительные дебри, но в целом это именно то конкурентное преимущество, которое позволило России и нам, русским, добиться успехов во многих областях.