Виталий Аверьянов - Цивилизация Потопа и мировая гибридная война

Высшей точкой демобилизации стал 1991 год, в котором Гребенщиков добрался со своими лозунгами до генералов: «Ахуедемте лучше на дачу!» Отправляя генерала на пенсию, он предлагает ему спасти Россию нетрадиционным способом: кислотой «из сосновой хвои», которая откроет им «суть Поднебесной». Тем более что «нам никак уже не различить, где враги, где свои…» Это прямое развитие мотивов из «Полковника Васина» (видимо, Васин дослужился-таки до генерала, успешно организовав дезертирство с фронта).

«Признаки великой весны»

В начале 80-х «Аквариум» был той группой, которая недвусмысленно пророчествовала о скорой весне. Это было не просто ожидание — это была молитва, заклинание, выкликание, а также шаманские «танцы на грани весны»: «Ты знаешь сам, мне нужно немного — / Хотя бы увидеть весну » («Все, что я хотел», 1983). «Все, мне надоело петь, / Я начинаю движение в сторону весны…» («Движение в сторону весны», 1983). В ранних версиях песни «Как движется лед» (1982) Гребенщиков готов «спустить в сортир фотографии всех, кто не понял, как движется лед» . Не удивительно раздражение их, особенно Макаревича (под которого когда-то «прогнулся» целый мир, советский мир), когда вектор движения начинает слегка крениться в другую сторону… Но и Гребенщиков демонстрирует сокрушенную интонацию во время другой «весны» — «Русской весны» 2014–2015 гг. (альбомы «Соль» и «Песни нелюбимых»).

Трактовать весну и движение льда можно было и как духовное, метафизическое откровение, и как реальную социальную перемену. Более того, между ними прямая связь, о чем поется в одной поздней вещи: «И лед на реке, текущей снаружи, / Тает в точности так, как лед, что внутри» («Песнь весеннего восстановления», 2013).

В 1981 году у Гребенщикова была песня «Кто ты такой», навеянная визитами высокопоставленных людей, якобы желающих помочь: « Видит бог, я устал быть подпольным певцом. / И боги спускаются к нам дыша дорогим коньяком, / чтобы все рассмотреть, отнестись с пониманьем / и выяснить кто я такой». Гребенщиков пел о них с нескрываемой ненавистью. Но чего он, видимо, так и не понял — так это того, что весна, которую он столь страстно выкликал, — была именно их весной, весной «первоначального накопления» и распродажи советского наследства.

Среди современников и коллег Гребенщикова не все были столь беспардонны. Многие задумывались, к чему может привести эта начинающаяся «весна». Тот же Башлачев, по воспоминаниям Сергея Смирнова, усомнился в подоплеке открывающихся для русского рока шлюзов: «Начало 1986 года. Сергей вспоминает: Он пришел ко мне как-то вечером и говорит: слушай, а у тебя было что-то о масонах. Да, говорю, у однокурсника библиотека хорошая, у него есть дореволюционное издание. Мы пошли туда, на улицу Дзержинского. Был снег, было холодно. Книгу мы не нашли. — Ну и бог с ней, — сказал он. Я тогда спросил у него, откуда интерес такой. Он ответил: — Ты знаешь, вроде дают зеленый свет, „зеленую улицу“, а вот стоит ли по ней идти?..» [26] Наумов Л. Александр Башлачев: Человек поющий. — СПб., 2010. Башлачев был не умнее и не глупее Гребенщикова, просто он был цельной натурой.

Кто-то, как Егор Летов, довольно быстро выработал в себе противоядие против навязываемых России перспектив и остался нонконформистом. Кто-то не хотел смиряться с простыми ответами, как какое-то время близкий Гребенщикову Сергей Курехин. В начале 90-х они разошлись как раз на идейной почве. Гребенщиков, похоже, так и не понял, что для Курехина его сближение с радикалом-эклектиком Лимоновым и радикалом-традиционалистом Дугиным было актом идейного и метафизического поиска. В этом смысле Курехин был человеком честным перед самим собой, а Гребенщиков не ощущал этого и видел в его «заигрывании» с политической идеологией не более чем художественную провокацию. Тем временем сам Гребенщиков осваивал западные страны, наслаждался запахом «буржуазной весны». По свидетельствам друзей, он приезжал полный впечатлений и небылиц, в пробковом шлеме, ковбойских сапогах, с фонариком из чайна-тауна. В общем, был невероятно пошл в своем «низкопоклонстве», как это называли в эпоху Иосифа Виссарионовича.

Ну вот, историческая «весна» пришла. Она оказалась совсем не такой, как ожидалось. 90-е годы неприятно поразили «великого сторожа» сначала хаосом, а потом разложением всех основ. Весна не воцарилась, а как-то проблеснула в момент 1991 года — и скрылась за новыми скорбями и бедами, обратившись «ночью с голодными духами» («Кладбище», 1995). «Мне просто хотелось вечного лета, а лето стало зимой. / То ли это рок, то ли законы природы висят надо мной» («Тяжелый рок», 1997). В общем, с историческим временем у рок-менестреля что-то не в порядке. А в песнях 10-х годов в пику «русской весне» вновь выплывает «бесконечная зима», зима возвращается («Ветка», «Любовь во время войны» и др.)