Владислав Иноземцев: Экономика без догм: Как США создают новый экономический порядок

Иначе говоря, не будет преувеличением сказать, что на протяжении большей части ХХ в. ведущие мировые экономики устойчиво развивались, используя внутренние источники роста, совершенствуя свой индустриальный потенциал и направляя на инвестиционные нужды значительную часть валового внутреннего продукта. Западному миру в те годы противостоял коммунистический лагерь, который также активно развивал промышленное производство и в целом относительно на равных соперничал в сфере тогдашних высоких технологий — вооружений, ядерной, авиационной и космической сферах. Советский Союз и его сателлиты имели существенно меньший общий валовой продукт, и поэтому для поддержания военно-стратегического паритета и участия в масштабной технологической гонке им требовалась мобилизация на эти цели большей доли своего ВВП, что не позволяло повышать жизненный уровень населения и внедрять технологические достижения из ВПК в гражданский сектор — однако следует признать, что итог экономического соперничества в тот период не выглядел очевидным даже для западных политиков. С начала 1960-х гг. очередным экономическим соперником стала Япония, сделавшая серьезную заявку на технологическое лидерство69, используя доведенные до совершенства индустриальные методы развития (сами японцы в те годы характеризовали свою страну как ultimate industrial society70). Именно такой характер экономической системы мы и имеем в виду, говоря о «закомплексованности» в противоположность современной «раскованности»: как мы видим, возможности правительств и монетарных властей для разного рода выходов за довольно четко очерченные пределы были весьма ограниченными.

Между тем, как мы уже отмечали выше, к 1970 г. наметились тренды, которые стали заметными вызовами для внешне стабильной системы. Наиболее значимыми из них были два; хотя они и связаны друг с другом, мы рассмотрим их по отдельности. С одной стороны, после довольно долгого периода прогнозируемого состояния государственных финансов в США правительство столкнулось с необходимостью избыточных трат: во второй половине 1960-х они обусловливались продолжавшейся гонкой вооружений, набиравшей темп космической программой и, что особенно важно, войной во Вьетнаме, требовавшей все более активного американского вмешательства (в 1968 г. она обошлась в $24,5 млрд, что было эквивалентно 16% всех собиравшихся федеральным бюджетом налогов и равнялось почти всему объему бюджетного дефицита71 [совокупная оценка стоимости вьетнамской войны достигает $850 млрд в современных ценах72]). С другой стороны, Бреттон-Вудская система, основываясь не на собственно золотом стандарте, предполагавшем параллельное использование металлических и бумажных денег, а скорее на золотодевизном, не учитывала существенного обстоятельства — присутствия золота в мировой экономике не только в качестве денежного материала и стандарта, но и в виде обычного коммерческого товара. Инфляция, которая все же имела место в большинстве стран, приводила к объективному росту цены золота, использовавшегося в электронной и ювелирной промышленности. Первый скачок цен на золото был отмечен еще в октябре 1960 г., когда его рыночная цена поднималась почти до $40 за унцию, что привело к созданию «золотого пула» и выработке мер быстрого реагирования на конференции в Белладжио в 1964 г.73 Однако со второй половины 1960-х процесс обесценения доллара стал необратим: весной 1968 г. коммерческая цена металла достигла $40,3 за унцию, а к июлю 1971-го — $40,95, превысив его «монетарную» оценку более чем на 17%74. Возникновение в США значительного бюджетного дефицита и появление заметной маржи на рынке золота — пара факторов, в которой первый отчасти обусловливал второй, — стали бомбой, заложенной под хорошо структурированную и долго функционировавшую конструкцию. Учитывая, что к началу 1971 г. объем долларовых обязательств США превысил $70 млрд при золотом запасе, составлявшем в фиксированных ценах всего $12 млрд75, нежизнеспособность системы была очевидной.

Процесс деструкции Бреттон-Вудской системы описан в литературе достаточно детально76. В мае 1971 г. ее покинула ФРГ, а летом — Швейцария; доллар потерял больше 10% своей стоимости к основным европейским валютам менее чем за год; конгресс выпустил доклад, обосновывавший необходимость существенной девальвации американской валюты77. После того, как в августе 1971 г. администрация Р. Никсона объявила о прекращении обмена доллара на золото78, предпринимался ряд попыток восстановить систему (включая знаменитые Смитсоновские консультации, приведшие в декабре 1971 г. к соглашению о снижении золотого содержания доллара до уровня $38 за унцию79), однако постепенно становилось понятно, что некая новая конструкция выглядит неизбежной. При этом я бы отметил, что сама по себе идея регулирования валютных курсов и их привязки друг к другу никуда не ушла: практически вся вторая половина 1970-х и значительная часть 1980-х гг. прошла в переговорах относительно создания нового финансового порядка (примером чего может служить, например, европейская «змейка», позднее приведшая к созданию Европейского валютного союза80). Однако нельзя не заметить и другого важного обстоятельства: в этот период особенно большое стремление к «переизданию» системы проявляли европейские страны, тогда как США в целом были более склонны принять принцип плавающих курсов, не предполагавший их четкого закрепления81. Б. Эйхенгрин, на мой взгляд, совершенно прав, когда говорит о том, что такой подход во многом был порожден низкой зависимостью Соединенных Штатов от внешней торговли82 (в 1970 г. американский экспорт составлял 5,6% ВВП против 16,0% во Франции и 15,1% в ФРГ83). Ведущая роль США в мировой экономике того времени привела в итоге к тому, что «мир пришел к системе полностью фиатных (созданных правительствами) валют, к новой реальности, весьма отличной от характеризовавшей ранний период глобализации конца XIX — начала ХХ в., когда золотой стандарт создавал то, что являлось, по сути, единым глобальным расчетным средством»84.