Владислав Шурыгин - Сирийский армагеддон. ИГИЛ, нефть, Россия. Битва за Восток

Во-первых, я уверен, что держава, которая в XXI веке не будет присутствовать на Ближнем Востоке, не будет иметь там своего партнёра, хорошего или плохого, морального или аморального, – эта держава в XXI веке уже ничто. Это просто «пятно на карте», вся жизнь которого уже зависит от внешних игроков. Таким образом, эти 34 российских самолёта – фактор не военного присутствия, но политического. Поэтому, при всём уважении к Шамилю Загитовичу Султанову и его глубокому экспертному пониманию региона, я тут позволю с ним не согласиться. Сирия – это не только Асад и не только алавитский режим, как это нам пытаются представить пропагандисты. Алавиты, а точнее – группа алавитских военных, которые пришли в Сирии к власти, была скорее «точкой сборки» между христианским населением Сирии, опирающимся на Ливан, шиитами и суннитским большинством. И сегодня у власти в Сирии не «алавитский террористический режим», как это на разные лады поют суннитские пропагандисты, а символ того «общества согласия», что было выстроено в Сирии. Сам Башар Асад должен был признать себя суннитом, когда женился на суннитке Асме аль-Ахрас. Сирия – это не страна, а местность, территория, по которой ходил Гильгамеш, встречался с Энкиду, где возле Дамаска был похоронен Авель, где лежит внучка пророка Мухаммеда Зейнаб – эта территория является важным местом для всего исламского (и не только исламского) мира. Дамаску уже 5000 лет – это вообще самый древний из существующих ныне, «живых» городов на Земле.

Ключевой вопрос для вмешательства России в этом регионе, да и вообще для региона в целом – это палестинский вопрос. На территории Сирии на момент начала военных действий находилось около 600 тысяч палестинцев. В секторе Газа, напомню, между ихванами и салафитами были вооружённые столкновения, в результате которых ХАМАС уничтожил салафитов и ваххабитов в Газе просто физически. Включая, кстати, женщин и детей – погибли целые общины. Поэтому, тут, извините, между суннитами нет никакого единства – там единство такое, как было у нас, в 1918–1919 годах между красными и махновцами на территории Южной Украины – вроде бы все против Врангеля, но при первой возможности они готовы убивать друг друга. Я считаю, что приход России туда – это чисто политическое присутствие, для палестинцев – это выдох облегчения: наконец-то появляется понятный полюс, с которым можно вести переговоры. Напомню, что все палестинские фракции, кроме радикальных салафитских, имеют давнюю традицию переговоров с Россией. Я считаю, что никакой консолидации мусульман против России не будет на территории Сирии. Потому что за спиной каждой группы стоят государства, между которыми существуют непримиримые противоречия.

Александр Владимиров,

президент Коллегии военных экспертов России:

Я буду говорить с точки зрения «теории войны». С точки зрения «теории войны» хочу начать со слов генерала Макашова: «Товарищи офицеры, прекратите заниматься пессимизмом!»

Во-первых, эта операция прорабатывалась минимум полтора года. Россия соблюла все формальные процедуры и официальным агрессором быть не может.

Россия входит в войну ситуативно и технически грамотно. Мы дождались, когда наступил момент понимания, что режим Асада не «сольётся», не посыплется сам. Это стало очевидно для всех. В стане противников Асада разброд и шатания дошли до предела. Западная коалиция получила стратегический военный тупик.

Нами достигнута определенная стратегическая внезапность и осуществлен перехват стратегической инициативы. Такого не было у нас с 1968 года. Были выбран, правильный момент и метод реализации. На сегодняшний день Россия получила максимальный политический эффект от своих действий. Теперь наша задача – достичь стратегически устойчивого эффекта, основанного на этом начинании.

Сирийская пустыня

Сирийский конфликт иного решения, кроме военного, не имеет. Сперва враг должен быть разбит, и только после этого возможны переговоры с теми, кого допустят к ним, с кем мы и Асад согласимся сесть за стол переговоров.

Что такое война в Сирии? Сирия – это пустыня, в которой есть базовые перекрестки, базовые поля и города. И драка идет не за территорию вообще, а за эти перекрестки, поля, за воду, за населенные пункты. И когда говорят, что кто-то занял столько-то процентов территории – это ничего не значит. Все военные задачи решаются в населенных пунктах, где есть вода, инфраструктура.