Гаэтано Моска - Теорика правительств и парламентарное правление

Другой причиной являются сложности, существующие в общественных науках в большей степени, чем в науках естественных, в обеспечении материалами, над которыми осуществляется наблюдение. На первый взгляд кажется противоречивым, что социальные факты, то есть те, которые разворачиваются на наших глазах и в которых мы сами почти непосредственно принимаем участие, должны были бы давать наилучшие возможности для наблюдения, чем естественные феномены. Однако при ближайшем рассмотрении это не так. В естественных феноменах достаточно обладать теми или иными определёнными методами наблюдения и эксперимента, чтобы быть уверенными в том, что они не исчезнут и не скроются. Мы всегда их сможем изучать, лишь бы они оказались объектом исследования наших чувств или наших расчётов. Напротив, изучение социальных феноменов предполагает наличие векового опыта, информирующего о событиях в жизни различных человеческих обществ и дающего возможность различать наиболее важные, существенные из них, заслуживающих нашего внимания и, в конечном счёте, обеспечивающего обширное и точное их понимание. Вообще, требуется, чтобы учёный имел перед глазами подлинную и точную историю различных человеческих обществ и возможность по-серьёзному в неё углубиться. Чтобы далеко не уходить, вспомним, что ещё примерно век назад писатели, специализировавшиеся в общественных науках, не имели и не могли иметь достаточных познаний. Последние отличались несовершенством и скудостью по сравнению с историческим знанием сегодняшних времен. Поэтому, даже, если тот или иной писатель отличался тонкостью или яркостью ума, его теория почти всегда оставалась поверхностной или ошибочной, и при отсутствии знаний об исторических условиях жизни реального общества представала умозрительной, искусственной и парадоксальной.

В конце концов, если религиозные верования и догмы составили в своё время препятствие для свободного развития естественных наук, то сегодня это препятствие преодолено, с допущением, что религиозные верования являлись таковыми для научного прогресса или оказались несущественными для растущего со временем неверия. Таким образом, мы можем определённо продвигаться вперед в естественном знании, не останавливаясь перед радикальными предвзятостями и предрассудками в умах людей. Напротив, общественные науки ещё находят преграды в виде известного количества мнений а priori, уже не основанных на сверхъестественных верованиях, но питающихся как молоком, представлениями, полученными в раннем возрасте без каких-либо обсуждений, но, тем не менее, укоренившихся в сознании и выступающих против не только силой интеллектуальных привычек, но и телесных чувств. Каждая эпоха имеет такого рода предвзятости, формирующие почти что её особенность и, как мы увидим, имеет таковые и наш век. Если представить себе насколько трудно человеческому разуму освободиться от почти универсально распространенных ошибок, сколько мужества и беспристрастия требуется для того, чтобы решительно противопоставить себя мнению большинства, только тогда можно действительно оценить весомость трудностей, которые в данном отношении имели и должны были преодолеть общественные науки.

Несмотря на это, мы твёрдо уверены в том, что подлинная и настоящая общественная наука, если она пока еще и не сложилась, вполне может, начиная с данного рубежа, состояться и развиваться. Если она не родилась к завершению XIX столетия, она не могла родиться и на его закате, прежде чем он закончится, в силу отсутствия материальных оснований. Очевидно, что среди препятствий, затруднявших её развитие, перечисленных выше, наиболее важными без сомнения, являются недостаточность и несовершенство исторического материала, без обращения к которому ничего серьёзного нельзя было бы предпринять. Сегодня можно сказать, что этих недостатков не существует. Сейчас мы не только знаем историю Греции, Рима, Средневековья и современность неизмеримо лучше, чем наши предшественники век тому назад, но мы можем также воспользоваться знанием истории Восточных Империй, Китая, Японии, Индии, о которой ранее имелись самые поверхностные представления: сегодня, когда мы совершенным образом информированы относительно структуры и социальной организации не только соседних народов, но и народов отдалённых, цивилизациях и культуре весьма отличных от наших; сегодня, когда наконец, дисциплины, помогающие истории в собирании и оценке социальных фактов – статистика, археология, история древнего мира, этнография, сравнительная филология появилось столько новых сведений о человеке и человеческом обществе, мы по-настоящему не можем утверждать, что существуют какие-то условия или факты, недостающие для исследований и выводов: факты есть, условия мы имеем – пора говорить нам самим: кто имеет глаза, пусть видит.