Владимир Михайлов - Тоталитарное государство и его социокультурная политика в области физической культуры. Монография

Конечно, Ф. Ницше был не первым, кто формулировал этику элитарной вседозволенности, достаточно хотя бы вспомнить Н. Макиавелли, несомненно, внёсшего определённый вклад в политическую культуру тоталитарной тирании. Возможно даже, что Ф. Ницше лишь удачно сформулировал некий «дух времени», который с других, критических позиций уловил Ф. М. Достоевский. Однако именно Ф. Ницше чётко изложил этот комплекс идей и создал его обоснование.

Несмотря на утверждения о «смерти Бога», ницшеанская «воля к власти» в комплексе с другими позитивно утверждающими идеями была типичным примером квазирелигиозной мифо-идеологии, родственной религии, даже в методе иррационализма, в которой место Бога занял сверхчеловек. А. П. Большаков, произведя контент анализ текстов Ф. Ницше, сумел раскрыть их секрет особого воздействия на коллективное бессознательное масс, заключающийся в особой ритмике слова, определённых соотношениях повторов слов и фраз и т. п. (см. 44, с.61—62). Таким образом, «ницшеанство» можно считать характерным примером управляемого безумия, используемого тоталитарными вождями. «…тот, кто лучше всех осведомлён о происходящем, меньше всех способен увидеть мир таким, каков он есть. …чем больше понимание, тем сильнее иллюзии: чем умнее, тем безумнее… если высшие… хотят сохранить своё место навеки, тогда господствующим душевным состоянием должно быть управляемое безумие » (190, с.148—149), – писал Дж. Оруэлл. В принципе, подобным «безумием» является вся квазирелигиозная тоталитарная идеология, религиозные корни которой следует, хотя бы кратко, обозначить.

«Тоталитарным может быть лишь царство Божье, царство Кесаря всегда частично. Для коммунизма царство Кесаря становится царством Божьим, совершенно также, как в германском национал-социализме, но лишь более последовательно и радикально» (31, с.126), – писал Н. Бердяев. В данной цитате Н. Бердяев совершенно чётко указывает на взаимосвязь тоталитаризма и религии, и остаётся только удивляться тому, что: «Вне политики тоталитаризм практически объективно не изучался…», а «…духовно—идейный аспект этой проблемы исследовался очень слабо» (224, с.56). Хотя, как минимум специалистам известно, что «Фашизм, по представлениям Джентиле, является религиозной концепцией, в которой человек рассматривается в своей имманентной связи с высшим законом, с объективной волей» (224, с.56).

И. А. Семинихин в этой связи справедливо отметил, что «…ключевые вехи исследований феномена тоталитаризма позволяют сделать общий вывод о том, что в мире тоталитаризма мы имеем дело с явлением ментального порядка, что его истоки глубоко скрыты в определённых мировых религиозных системах (частично в христианстве, исламе, а также в их идейных предтечах – иудаизме и зороастризме)» (224, с.59).

В результате, в изучении этого вопроса, складывается известная ситуация «ложной ясности», когда с одной стороны, идеи о квазирелигиозном характере тоталитаризма стали уже общим местом (см. работы Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, А. В. Мая, Э. Морена, С. Л. Франка и др.), а с другой – большинство исследователей предпочитают не углубляться в изучение тоталитарных аспектов религиозных доктрин. Причины этого достаточно ясны: прежде всего, это нежелание вступать в конфликт с представителями тех или иных конфессий 81 81 А также стать жертвой обвинений в пропаганде и агитации, возбуждающей социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду, запрещенные в РФ. При желании приписать исследователю подобные намерения достаточно просто, что, естественно, мешает «раскрывать подлинные механизмы управления обществом». , а также раскрывать подлинные механизмы управления обществом.

Конечно, эта проблема требует всестороннего и глубокого изучения, однако некоторые её аспекты можно показать уже сейчас. Так, например, очевидна взаимосвязь теории и практики китайского маоизма с легизмом и конфуцианством (но не даосизмом, резко отрицательно относившимся к идее любого государственного регулирования, которое, по мнению Лао-Цзы, лишь нарушает естественный жизненный порядок «Дао»). С. А. Гомаюнов указывал на инверсии религиозного сознания, ярко проявившиеся в период культурной революции в Китае: отчёты и коллективные песни (молитвы-покаяния) перед портретами Мао, магическое «освящение» иностранцев цитатниками вождя, чудеса после чтения цитат: исцеления больных, возвращение ворами награбленного и т. п. Но этот пример позволяет ставить вопрос о тоталитарном содержании предшествовавших маоизму религиозных идеологий (в том числе и советской, гротескным отражением которой во многом был маоизм), по сути державших массы в угнетённом, заорганизованном, «запрограммированном», то есть лишённом свободного сознания состоянии. И этот факт никогда не был секретом, по крайней мере, для даосов, небезосновательно считавших конфуцианство лишь системой взглядов и форм социальной организации, предназначенных для массы, толпы, обделённой умом и жизненной силой. При этом сами даосы предпочитали селиться вне общества, в горах и вести натуральное хозяйство (однако, они не придерживались взглядов ницшеанского Заратустры). Таким образом, в Китае сложилось два основных мировоззрения и образа жизни: потенциально тоталитарное конфуцианство, ставшее позже основой маоизма для масс, и антитоталитарный даосизм для духовной элиты.