Владимир Соловьев - Путин. Путеводитель для неравнодушных

У Путина, к счастью, имеется принципиальное понимание необходимости отделения церкви от государства, так как нет ничего хуже насильственной христианизации страны. Он сам, я думаю, более набожен, чем подвластное ему государство.

Тогда почему так резко поднимается церковь? Во многом в связи с тем, что это наше. Так это воспринимается. Это наше исконное, идущее из глубины веков, в отличие от западного и наносного, старательно навязываемого Ельциным. Налицо явное противопоставление. Церкви повезло еще и в том, что сейчас рядом с церковным престолом находятся несколько очень ярких характеров и талантливых пропагандистов. В частности, митрополит Кирилл, замечательно ведущий телевизионные передачи и тонко реагирующий на происходящее в стране. Представители Русской православной церкви с очень точными, правильными словами вовремя оказывались в гуще многих произошедших в стране трагических событий — как это было в Беслане, когда рядом оказался настоятель и стал публичной фигурой, появившись на экранах. Дело еще и в том, что сама церковь получила возможность проводить такую политику, тем более в тот самый момент, когда у людей возникло отторжение либеральных идей, вызванное их немалой агрессивностью. Ну, как, например, гомосексуализм. Гомосексуальная культура настолько агрессивна и так навязывает себя, что начинает уже нереально раздражать наших граждан. Тем более когда начинают говорить, что если ты не являешься их поклонником и приверженцем, то ты чуть ли не антидемократ. А если ты гомофоб, то ты вообще латентный гомосексуалист, — что просто смехотворно.

Поэтому, когда Путин и Сурков выступают против этого, их слова находят понимание в народе, потому что полностью соответствуют его представлению. Ведь насколько приятно людям смотреть на Путина, настолько же омерзительно видеть кривляющихся людей с невыраженной сексуальной ориентацией — то ли мальчик, то ли девочка, — слабых и жеманных. Поэтому у людей есть желание найти нечто «контр-». Пока этим «контр-» оказывается церковь, но многие, в частности наши академики, осознают колоссальную опасность клерикализации.

Путин считает, что он не вправе вмешиваться в вопросы гражданского общества. Сколько раз ему говорили о необходимости введения цензуры на телевидении. Кто только не говорил, да и сам Путин постоянно критикует телевидение. У нас с ним однажды завязалась забавная беседа, я бы даже сказал, анекдотичная. Путин говорит: «Какой кошмар — на вашем телевидении нечего смотреть!» А я отвечаю: «Ну, вы же государство, вы реально управляете Первым каналом. Пожалуйста, покажите, как надо!» Он говорит: «Да что вы, они там нас вообще не слушают! Я, бывало, смотрю новости на Первом канале, и там иногда такое скажут! Я думаю, откуда они это взяли? Звоню их начальству, а они сами не знают, что те несут. Нет, нельзя, просто никак нельзя». Вот это понимание того, что влезать на ТВ с цензурой нельзя, потому что потом это будет не остановить, у Путина присутствует. Хотя ему самому это может быть крайне неприятно. Но еще раз повторю: это отнюдь не означает, что ближайшее окружение Президента с радостью не подруливает.

У Путина есть очень четкая, понятная и, исходя из этого, абсолютно предсказуемая концепция внешней политики. Путин — прагматик. Путин — человек, убежденный, что во всех международных спорах надо во главу угла ставить интересы России. То, что выгодно и правильно для России, то и надо делать.

Почему?

Во-первых, у Путина дети не учатся за границей.

Во-вторых, Путина не волнуют зарубежные счета.

В-третьих, его лично невозможно ни за что «укусить».

Путин не относится к своей работе как к временному пристанищу, после которого надо бежать на Запад и там проводить безбедную старость. Он четко осознает, что его жизнь связана с Россией, он не пытается даже заигрывать с Западом, он никогда не искал союзников в лице западного мира (то, что делали, кстати, и Горбачев, и Ельцин: и тот и другой обращались к Западу для решения внутриполитических проблем).

Да, Горбачев до сих пор популярная личность на Западе, а Путин, на первый взгляд, нет. Но на самом деле он там просто не очень любим. Хотя речь Путина в Мюнхене поддержало почти две трети населения Германии. Это ведь тоже интересно — почему?

Путину популярность на Западе не нужна. Он хорошо понимает, что для решения внутриполитических проблем Запад ему не нужен. Я уже говорил, но еще повторюсь: Путин, наверное, самый национальный из всех президентов, которые у нас когда-либо были. Но не в том плане, что он русский по национальности, а по ощущению себя гражданином именно этой страны и ответственности за могилы предков. Он не мыслит себя в отрыве от России. Можно легко себе представить того же Ельцина или того же Горбачева, путешествующих с лекциями по заграницам, собирающих восторженные отзывы, букеты, аплодисменты, — и тот и другой делали это на разных этапах своей политической карьеры; а Путин, приезжая куда угодно, в ту же Германию, и выступая в Висбадене, очень четко объясняет свою позицию, не пытаясь понравиться. Удивительно, но он, в отличие от всех президентов, которые у нас были до этого, хорошо говорит на иностранных языках, при этом умудряется за одни сутки выучить что-то дополнительно. Язык для него — средство общения, средство для объяснения своей крайне жесткой позиции. Позиция его действительно жесткая, от нее можно ужаснуться, американцы к этому просто не привыкли, так как никто не собирается гладить их по голове, говорить: «Ай-ай-ай, какие вы молодцы». Путин вообще этого не делает. Путин говорит: мы хотим так. Объясняет почему — и на это нечего возразить. Когда речь идет, например, о размещении элементов противоракетной обороны в Польше, Путин высказывает свою позицию, делает встречное предложение, и если оно не находит понимания, он вежливо и спокойно говорит: да, тогда сделаем все по-иному. И к этому жесткому разговору американцы оказываются не готовы. Вдобавок Путин убивает их железной логикой. Он, как юрист по образованию, всего лишь цитирует: американцам — американцев, европейцам — европейцев. Говорит: ребята, вы же обещали и вы же не сделали. И видит в их глазах полнейшее непонимание, потому что они не привыкли к такому языку (что значит сказать американцам: вы обещали и не сделали... Это как?). Но Путин очень обоснованно и четко говорит, например, об обязательствах, которые брал на себя Запад по поводу продвижения НАТО на Восток, об обещаниях, которые брал на себя Буш. А главное, Путин ведет себя просто «неприлично», потому что он берет высказывания известных политиков и, не стесняясь, показывает, в чем абсолютная глупость и техническая неподготовленность тех фраз, которые они выдают. Когда Путин тихо и спокойно объясняет Кондолизе Раис, в чем вся глупость размещения ПРО в Польше, то ей и возразить-то нечего. Когда Путин вежливо говорит, что мы поедем в Иран, потому что нам это выгодно, а вы делайте что хотите, то все хватаются за сердце и переживают, — но возразить опять-таки нечего. С Путиным спорить невозможно: его доводы жестко аргументированы, он, в отличие от Президента Буша, не путает Ирак с Ираном и вообще хорошо понимает, о чем идет речь.