Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2009г (v1.26)

Правда, расходы на филармонический оркестр тоже сократили. Самое простое решение было бы уволить половину струнной группы - зачем их столько? Но раз уж оркестр в половинном составе играть не может, то играют по-прежнему в полном составе, только за меньшие деньги.

В окнах официальных учреждений вывешены фотографии и плакаты, призванные напомнить о юбилее пакта Молотова - Риббентропа и об отважной борьбе за независимость в 1989-1991 годах. На них никто не смотрит. Мне показалось даже, что отводят глаза. Русские вспоминают, как стояли с латышами в одной цепи, требуя «свободы и независимости», и как их потом обманули. Латыши стараются вообще не вспоминать.

Массовые митинги протеста в Латвии и Литве завершились погромами. На очереди, по неофициальным данным, Эстония.

Страна, жившая в долг, разорена и деморализована. Заканчивается «спасительный» кредит Международного валютного фонда - по тысяче долларов на каждого жителя республики. Эти деньги улетели в топку кризиса, как и все несколько миллиардов евро, ранее пришедших сюда в виде кредитов, помощи и инвестиций. Государство, не имеющее экономики, может потратить любые суммы денег. Но, ничего не производя, оно принципиально не способно расплатиться. Небольшой мост на окраине Риги по стоимости квадратного метра оказался самым дорогим в Европе. С ним поспорить может только наш Лефортовский туннель, где метр прокладки обошёлся дороже, чем при строительстве знаменитого адронного коллайдера…

Здесь ревностно создавали экономику свободного рынка и строили постиндустриальное общество. Никто не поверил в идеи неолиберализма так догматично и рьяно, как здешние элиты, которые приватизировали всё, что только возможно, - теперь ни у населения, ни у государства нет почти ничего своего, всё скупили иностранные банки и несколько местных олигархов. Которые сами уже не знают, что со всем этим делать, - в разрушенной экономике любые объекты и любой бизнес быстро теряют цену. Постиндустриальная теория была реализована на практике путём полной ликвидации обрабатывающей промышленности. В стране, которая когда-то была одним из индустриальных центров Российской империи, затем версальской Европы и, наконец, СССР, не осталось ни одного работающего предприятия. Заводы заброшены. Там, где возможно, цеха превращены в склады или торговые площадки. Банки стали ведущей отраслью хозяйства, а кредит - национальной идеей. Сейчас банки разорены. На специальных площадках скапливаются тысячи конфискованных за долги автомобилей. Их увезут в Швецию. Куда девать квартиры - не так понятно. Из хозяйственных отраслей остаются ещё транспорт и секс-туризм для скуповатых скандинавских мужчин, которые не могут позволить себе туры в Таиланд. С наступлением кризиса эти сферы экономики тоже приходят в упадок.

Тем, кто живёт в России, трудно представить, как может быть плохо в другом месте. Тем не менее экономика наших соседей идёт ко дну. Кредитный кризис уже нанёс непоправимый ущерб строительной индустрии.

Независимость в Латвии и Эстонии была объявлена «восстановлением Первой республики». Как будто исторического периода между 1940 и 1991 годом просто не было. А была только оккупация, искусственно прервавшая успешное развитие балтийских государств. Несложно заметить, что в основе всех этих идеологических построений лежит комплекс неполноценности… Отсюда и стремление буквально, бездумно копировать модные экономические рецепты, отсюда и попытки искоренить всё русское. До чего же нужно презирать родные язык и культуру, чтобы считать, будто одно лишь присутствие другого языка и культуры рядом представляет опасность для их выживания!

Между тем национальное деградирует до этнического, народ - до уровня племени. Где обещанный расцвет национальной культуры? Этнический фольклор вместо национального искусства? Русская попса «Новой волны» в качестве главного мирового достижения, к которому ежегодно должна приобщаться свободная европейская нация?

Неверие в собственные силы в равной мере определяет политику и экономику. Сегодняшние решения должны быть оправданы либо прошлым, ссылками на историю и конституционными нормами давно исчезнувшей Первой республики, либо апелляцией к иностранному опыту, за которыми следует неизменная просьба о финансовой помощи. Для элиты, не способной управлять и не готовой брать на себя ответственность за собственные решения, этнический национализм сделался единственно возможным выходом. Русские стали в этой системе жертвами, а латыши - заложниками. И неизвестно ещё, кому хуже. Русские борются за выживание, но и латыши переживают национальную трагедию: «своё» государство, в которое они поверили, на практике оказалось чужим и враждебным.