"Если руководство массовыми забастовками в смысле определения их начала, — есть дело самого революционного периода, то социал-демократии в лице ее руководящих органов принадлежит руководство совсем иного характера. Вместо того, чтобы ломать голову над механизмом массового движения, социал-демократия призвана вести политическое руководство даже и в периоды исторических кризисов. Давать лозунги, направляющие борьбу, определять тактику политической борьбы таким образом, чтобы в каждой фазе, в каждый момент вся сумма имеющихся и уже свободно-действующих сил пролетариата была бы реализована и находила бы свое выражение в боевой позиции партии; чтобы тактика социал- демократии по своей решительности и своей резкости не только не стояла бы ниже уровня существующего взаимоотношения сил, но значительно превышала бы его- вот важнейшая задача «руководства» в большие исторические кризисы. Это руководство само собой превращается до известной степени в руководство техническое. Последовательная, решительная, стремительная тактика социал- демократии вызывает в массах чувство уверенности, доверия, жажду, борьбы; колеблющаяся, слабая, основанная на недооценке сил пролетариата, тактика парализует массы и приводит их в замешательство. В первом случае массовые действия происходят "сами собой" и всегда во-время, во втором-прямые приказания руководящих организаций к массовым выступлениям часто остаются безрезультатными" [13].
Что дело не во внешней, технической форме действия, но в его политическом содержании, видно хотя бы из того примера, что парламентская трибуна, единственно свободное, далеко слышное, имеющее мировое значение, средство агитации, лишь тогда превратилась бы в могучее орудие народного пробуждения, если бы она была использована социал-демократическими представителями для того, чтобы громко и внятно формулировать интересы, задачи и требования рабочего класса в этом кризисе.
Осуществят ли массы своей энергией эти лозунги социал-демократии? Никто не может сказать этого наверное. Но это также-не самое главное. Ведь отпустили же наши парламентарии "с полным доверием" генералов прусско-германского войска на войну, не требуя от них перед разрешением кредитов никакого обеспечения в том, что они непременно победят, и что не будет никаких поражений. То, что верно для военных армий, то верно и для революционных армий: они принимают битву там, где она им предоставляется, не зная заранее ее результатов. В самом худшем случае призыв партии не произвел бы никакого видимого действия. Да, наградой за мужественное поведение нашей партии были бы, вероятнее всего, новые преследования, бывшие также наградой для Бебеля и Либкнехта в 1870 году. "Но какое это имеет значение"? — простодушно сказал Игнац Ауер в своей речи о праздновании Седана в 1895. — "Партия, которая хочет завоевать мир, должна высоко держать свои принципы, без оглядки на то, какие опасности это повлечет за собой; если бы она поступила иначе-она бы погибла".
"Плыть против течения всегда нелегко", — писал старый Либкнехт-"когда же поток несется с бешеной быстротой и яростью Ниагары, тогда это тем более нелегко".
"Старые товарищи еще помнят травлю социалистов в год величайшего национального позора-позора закона против социалистов-1878 год. Миллионы видели тогда в каждом социал-демократе убийцу и преступника, как в 1870 году- смертельного врага и предателя отечества. Такие проявления "народной души" имеют в себе нечто смущающее, поражающее, давящее. Чувствуешь себя бессильным против какой-то высшей силы, осуждающей и исключающей всякие сомнения. Нет никакого видимого соперника. Есть что-то в роде эпидемии-в людях, в воздухе, везде.
Это явление в 1878 году по своей силе и злобности далеко не может сравниться с 1870 годом. К урагану человеческой ненависти, который ломал, валил и разбивал все, до чего он дотрагивался, присоединялась еще жестокая механика милитаризма в его полной, ужасающей деятельности. Мы находились в круговороте железных колес, прикосновение которых было смертью, и-между железными руками, которые искали нас и могли ежеминутно схватить. Рядом со стихийной силой освобожденных фурий-самый совершенный механизм убийства, который когда- либо существовал на свете! Что могла сделать отдельная воля. Особенно, когда чувствуешь себя в ничтожном меньшинстве и не имеешь никакой надежной поддержки в народе.
Наша партия была еще в процессе образования. Мы были поставлены пред величайшим испытанием, прежде чем была создана необходимая организация, Когда же началась травля социалистов в позорный для наших врагов год и в славный год для социал-демократии, мы уже имели такую сильную и разветвленную организацию, что каждый чувствовал себя сильнее, сознавая могучую поддержку, и никто, способный мыслить, не мог поверить в возможность уничтожения партии.
Читать дальше