Эмма Гольдман - Анархизм

Казарменная жизнь развивает тенденции полового извращения и постепенно приводит к тем же результатам, которые получаются в европейских милитаризованных странах. Хэвелок Эллис, известный писатель по вопросам половой психологии, подробно изучает этот вопрос и говорит: «Некоторые из казарм являются большими центрами мужской проституции… Число проституирующих солдат больше, чем мы хотели бы верить. Без всякого преувеличения можно сказать, что в некоторых полках большинство солдат продают себя… В летние вечера Гайд–Парк и местность около Альберт–Гейт полны гвардейскими и другими солдатами в форме и без нее, почти открыто занимающимися этим делом… В большинстве случаев это дает приличный заработок в добавление к карманным деньгам Томми Аткинса».

До каких размеров этот разврат проник в армию и флот, можно видеть из того, что, оказывается, существуют особые дома для этой формы проституции. Такая практика наблюдается не только в Англии, но и во всех других странах. «За солдатами гоняются во Франции не менее, чем в Англии или Германии. В Париже и других городах, где стоят гарнизоны, существуют особые дома для военной проституции».

Если бы Хэвелок Эллис включил в свое исследование половых извращений также Америку, то он увидел бы здесь такую же картину в нашей армии и флоте. Увеличение постоянной армии неизбежно усиливает рост половых извращений, – казармы в этом отношении играют роль инкубаторов.

Но оставляя в стороне дурное влияние казарменной жизни на половые инстинкты, мы находим, что она делает солдата неспособным ни к какой полезной работе после оставления им армии. Люди, знающие какое–нибудь ремесло, редко идут в армию и флот, но даже они после военной службы становятся неспособными к своей прежней профессии. Они усваивают привычки к праздности и вкус к возбуждению и приключениям; поэтому мирная работа не может удовлетворять их. Отпущенные из армии, они не могут уже вернуться к полезной работе. Обычно, именно социальные отбросы, отбывшие наказание арестанты и т.п. идут в армию, куда их загоняет жизненная борьба и наклонность к ничегонеделанию. По освобождении из армии они опять вступают на прежний путь преступлений, еще более огрубелые и развращенные, чем раньше. Известно, что в наших тюрьмах есть большой процент преступников, прежних солдат. С другой стороны, армия и флот в большой степени пополняются бывшими преступниками!

Дух патриотизма не терпит целостности и независимости личности, – особенно характерен в этом отношении случай с солдатом Вильямом Бувальда. Он глупо верил, что можно быть солдатом и в то же время пользоваться своими правами человека, – военные власти подвергли его за это суровому наказанию. Правда, он в армии служил более 15 лет, и в течение этого времени его послужной список был безупречен. Поэтому генерал Фунстон смягчил приговор и назначил ему лишь 3 года тюремного заключения, сказав при этом следующие характерные слова: «первый долг офицера или солдата – беспрекословное повиновение и преданность своему начальству; совершенно не важно, одобряет ли он это начальство или нет». Эти слова Фунстона определяют точно характер военной дисциплины. Согласно ему вступление в армию есть отказ от Декларации Прав Независимости!

Патриотизм претерпевает странное развитие, превращая мыслящее существо в юридическую машину!

В оправдание этого сурового приговора над Бувальдой генерал Фунстон заявил американскому народу, что преступление его было «серьезным преступлением, равным измене».

Что же это было за «ужасное преступление»? Оказывается, что Вильям Бувальда был на публичном митинге в Сан–Франциско, где присутствовало около 1500 человек, и там – о, ужас! – он пожал руку оратору, который был ни кто иной, как Эмма Гольдман! Действительно, ужасное преступление, о котором генерал Фунстон говорит: «серьезное военное преступление, оно гораздо хуже, чем дезертирство».

Можно ли придумать более худшее обвинение против патриотизма, чем этот случай, когда человека ни с того, ни с сего объявили преступником, посадили в тюрьму и отняли у него все плоды 15–летней верной безупречной службы? Бувальда отдал своему отечеству лучшие годы своей жизни и своей юности. Но все это считалось ни во что. Патриотизм неумолим, и, как все ненасытные чудовища, он требует или все, или ничего. Он не допускает, что солдат в то же время может быть человеком, который имеет право на свои мнения и чувства, право на свои наклонности и идеи. Патриотизм не позволяет этого. Таков урок, который Бувальда должен был теперь выучить – он выучил его дорогой ценой, но не без пользы для себя. Когда его выпустили на свободу, он потерял свое положение в армии, но за то получил право на самоуважение. Для этого стоит отбыть 3 года тюремного заключения! Один писатель, говоря о милитаризме в Америке, в своей последней статье рассуждает о власти военных над гражданским населением в Германии. Между прочим, он говорит, что, если наша республика не имеет никакой другой цели, кроме гарантирования всем гражданам равных прав, то она уже одним этим оправдывает свое существование. Я убеждена, что писатель не был в Колорадо во время патриотического режима генерала Белля. Он, вероятно, переменил бы свое мнение, если бы видел, как во имя патриотизма и республики людей бросали в клетки для скота, тащили, прогоняли через границу и подвергали всяческим оскорблениям и унижениям. Этот инцидент в Колорадо не является единичным в процессе роста военной власти в Соединенных Штатах. Не проходит ни одной стачки, где войска и милиция не явились бы на помощь администрации, и где они не действовали бы так же высокомерно и грубо, как солдаты кайзера. Кроме того, мы имеем так называемый военный закон Дика. Разве писатель забыл об этом?