Эрнст Генри - Гитлер против СССР

Развитие устремляется здесь по руслу этой последней из стратегий, которая обычно становится заключительным актом каждой войны и определяет ее конечный результат; это стратегия социальная. Дальше и глубже этого не может итти борьба между человеческими массами. Социальная стратегия — это не что иное, как обычная военная стратегия плюс классовая борьба; военное искусство плюс реальности гражданской войны. К цифрам дивизий, орудий, самолетов, к показателям выгодности позиций она прибавляет невидимые, но могучие «цифры» социальной температуры воюющей страны: состояние умов населения, настроение, преобладающее в рабочих районах, мысли жен рабочих, намерения нелегальных революционеров («субъективные факторы революции»). Социальная стратегия делает все эти факторы такими могущественными, что она сама может изменить или даже опрокинуть факторы первого порядка — чисто военные и технические показатели.

Чем дольше тянется война, тем больше социальная стратегия — стратегия живых масс, стратегия классов — берет верх над стратегией материальных средств и оперативной стратегией — стратегией масс мертвых инструментов. Последняя постепенно теряет свое значение и приходит в упадок, первая постепенно активизируется или даже порождается последней: как, например, в том случае, когда чисто автоматическая «массовая армия» генералов превращается в революционную армию восставших солдат. Благодаря социальной стратегии в Германии следствием воздушной войны явится политическое восстание внутри страны; это невозможно в СССР, где правительство и народ одинаково стоят против войны, где нет антагонистических классов, а следовательно, нет взрывчатых элементов.

Это только начало «генеральной ревизии», которой социальная стратегия подвергнет все другие виды стратегии. Она в корне пересмотрит, например, такой важный «определенный фактор», как номинальная сила или численность массовой армии. Солдат является не только пулеметчиком, но и мыслящим членом своего класса, человеком с общественными интересами и целями; поэтому солдат, призванный в фашистскую армию, бывший прежде молодым социалистическим рабочим и вынужденный теперь защищать своего политического противника, представляет собой как боец практически меньшую ценность, чем социалистический солдат, который защищает самого себя; это верно даже в том случае, когда у первого пулемет лучше.

В лучшем случае солдат фашистской армии будет покорным автоматом (вследствие принуждения). Солдат социалистической армии будет не только бойцом, вооруженным винтовкой, но также революционным пропагандистом и организатором на всех участках фронта и похода этой армии; такой солдат имеет двойную ценность, многократно повышенную также и в стратегическом отношении, так как он уменьшает число своих врагов на своем пути. Фашистский же солдат множит их число. Каждый солдат социализма в военном отношении стоит фашистского офицера; какое же значение могут иметь номинальные цифры при противопоставлении численности армии социализма и армии германского фашизма, если у одной стороны часть армии хочет поражения, а у другой стороны каждый солдат надежен, как офицер? То же самое относится и ко всему остальному.

Социальная стратегия «пересматривает» и опрокидывает номинальное соотношение сил в воздушной стратегии, потому что она ставит бесперебойное производство самолетов и снабжение их запасными частями во время войны, а также и безопасность аэродромов в зависимость от труда и идей сотен и тысяч рабочих авиационных заводов и связанных с ними отраслей промышленности. Чьи воздушные силы могут с большей уверенностью положиться на рабочих и гражданское население в то время, когда армия будет на фронте?

То же самое относится не только к тылу; социальная стратегия придает иной характер и самому фронту. Чья армия во время наступления и продвижения по неприятельской территории встретит более энергичное сопротивление народа — армия национальных и социальных угнетателей, иностранных «господ» или армия иностранных собратьев по классу, товарищей, которые хотят только мира и сразу передадут управление территорией самому народу?

Это обстоятельство, между прочим, уничтожает последние шансы на успех весьма своеобразного германского оперативного плана, согласно которому «главная цель — Ленинград». Наличие такого плана — явное доказательство политической безграмотности, на которую способны только тупые, механически мыслящие антимарксисты. Только с оперативной и материальной точек зрения Ленинград может стать для германского генерального штаба наиболее удобный целью, якобы имеющей «наименьшее сопротивление» (Балтийский флот, близость границы и т. д.). Но с социальной точки зрения именно этот «ленинградский! объект» окажется для фашистского противника обжигающим, как лава Кракатау.