Вадим Медведев - РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»

Для меня эта встреча в основном носила познавательный характер. Старался больше слушать, поглубже вникать в болгарские проблемы. Ведь впереди была еще поездка по стране. Тем не менее с моей стороны была высказана удовлетворенность тем, что у нас складывается общее понимание перестройки и ее основных направлений в Болгарии и Советском Союзе. Я счел полезным рассказать о задачах и этапах нашей перестройки, акцентируя внимание на том, что коренное преобразование государственного и партийного аппарата мы собираемся проводить после того, как будет создан и отработан хозяйственный механизм: «Мы не хотели бы допустить какие-то серьезные ошибки и сбои в перестройке, чтобы не дискредитировать ее суть». На это Живков заметил, что «Болгария небольшая страна, в ней можно более смело, чем в СССР, проводить эксперименты».

Встреча с Живковым не развеяла сомнений о скоропалительности и недостаточной продуманности намеченных мер.

Мои контакты с членами Политбюро и секретарями ЦК подтвердили эти опасения. Болгары сетовали на то, что предложения по реорганизации общественных и экономических механизмов разрабатывались Живковым в узком кругу доверенных лиц. Лишь за несколько дней до заседания Политбюро они были доведены до сведения членов Политбюро. Примерно то же самое произошло и с членами Центрального Комитета перед пленумом ЦК.

В ходе поездки по Болгарии я встретился с руководящими работниками ряда округов и их центров: Шумена, Велико-Тырнова, Габрова, Плевена, с руководителями промышленных и сельскохозяйственных предприятий. Подтвердилось худшее – отсутствие или неопределенность представлений об экономической и политической перестройке, в том числе по таким вопросам, как передача права собственности трудовым коллективам, реорганизация управления сельским хозяйством, создание областей вместо округов с перенесением их центров из сравнительно крупных городов в более мелкие. Что касается реорганизации центральных округов, то тут еще больше вопросов. А главное, люди не улавливали смысла затеянной реорганизации.

По возвращении в Крым, где я провел оставшуюся часть отпуска, я обо всем сообщил по телефону М.С. Горбачеву. Эта информация еще более встревожила Генсека, тем более что успокоительные заверения Живкова в том, что они спешить не будут, принимать меры будут взвешенно, не оправдывались.

Чтобы пообщаться с работниками Центрального Комитета, других центральных органов в Софии, получше узнать их настроения, в Болгарию был направлен для консультации заместитель заведующего отделом Федоров. Его впечатления совпали с моими. Затеянная в Болгарии перестройка, направленная на словах против бюрократического слоя, в действительности прежде всего преследовала цель укрепления режима личной власти Живкова. С сентября намечалось развернуть отчетно-выборную кампанию в партии в соответствии с новым территориальным делением. В ходе этой кампании предполагалось освободиться от тех, кто недостаточно ревностно проводит линию Живкова, то есть замышлялось нечто вроде чистки партии. Люди, близкие к нам, угнетенные перспективой новой перетряски, опасались за свою судьбу и за то, что еще более выдвинутся деятели типа Балева и Филиппова.

Стало известно, что Живков собирается обратиться с просьбой о приеме его в Советском Союзе. По-видимому, он почувствовал настроения в обществе и решил продемонстрировать, что его линия находит здесь поддержку.

В начале сентября в Софии проходило совещание секретарей ЦК по экономическим вопросам, на которое от ЦК КПСС был направлен Н.Н. Слюньков. Ему было поручено сказать болгарскому руководителю, что Горбачев хочет поделиться своими соображениями и мыслями относительно проблем перестройки в Болгарии, изложенных в присланном в ЦК КПСС докладе Живкова. Если же последуют просьба Живкова о личной встрече с Горбачевым и готовность ради этого приехать в Советский Союз, сказать, что об этом сразу же будет доложено товарищу Горбачеву.

Так и было сделано. На самом совещании ничего неожиданного не произошло. А вот впечатления о встрече Живкова с секретарями ЦК остались у Слюнькова тяжелыми. Живков был в крайне возбужденном состоянии, наговорил массу странных, на первый взгляд революционных, а по существу авантюристических вещей. В разговоре со Слюньковым Живков действительно высказал желание приехать в Москву, но не для того, чтобы посоветоваться по существу, а принять совместную декларацию.