Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 2

В стране, где наизусть заучивали, что «бытие определяет сознание», сложилась странная и неслучайная путаница. Люди почему-то решили, что быт определяет сознание. Они приравняли быт к Бытию. Те же, кто говорил, что «бытие определяет сознание», никоим образом не рассчитывали на подобную подмену. Они хотели понять связь сознания вовсе не с бытом, а с Бытием. Им в страшном сне не могло присниться, что сознание определяется тем, имеет ли его обладатель зарплату в 5000 рублей или 5000 долларов. Речь шла о Бытии как «царстве качества» и о том, как это «царство качества» связано с сознанием. А также с совершенно отдельным «царством» — «царством количества».

Я поясню. Когда говорилось, что капитал за 300 % прибыли продаст родного отца, то имелась в виду экспансия товарно-денежных отношений в те сферы, в которых ранее им не было места; Капитализм и впрямь вынес очень многое на продажу. И для этого очень многого возник количественный эквивалент — цена. Как только нечто получает цену, оно переходит из «царства качества» в «царство количества».

Человек эпохи, предшествовавшей капитализму (и именуемой «традиционным обществом»), с трудом расставался, например, с домом, где жили его предки. Человек же, живущий в посттрадиционном обществе, холодно спросит о цене, которую ему предлагают, и если эта цена его устроит, то съедет. То есть дом предков перешел при капитализме из «царства качества», в котором он находился ранее, в «царство количества».

Перед людьми, осмысливавшими капитализм, очень остро встал вопрос о том, что осталось в «царстве качества». Или, как они говорили, не оказалось в результате торжества капитализма предметом купли-продажи. Понятно, что труд оказался предметом купли-продажи… А вот родной отец?

Бытие — это ядро социокультурной системы. Кто-то скажет «цивилизации». Но на самом деле социокультурные системы бывают разные. В ядре социокультурной системы находится то, что не имеет количественного эквивалента. Если при капитализме все имеет количественный эквивалент, то в нем нет Бытия.

А что же есть? Есть то, что называется Иметь. Иметь — это обладать теми или иными количествами. Быть — это обладать качеством. Общественное сознание, как и сознание личности, определяется ядром социокультурной системы. И находящимися в ядре кодами. Содержание ядра (коды, связи между ними) не может быть наделено никакой количественной эквивалентностью. На любой вопрос, адресованный к этому содержанию: «Сколько стоит?» — ответ один: «Нисколько».

В зависимости от того, что именно «нисколько не стоит», сознание качественно разное. У традиционного человека, для которого дом «не стоит нисколько», оно одно. Для современного человека, потерявшего дом как качество, оно другое. Но это другое сознание, опять-таки, определяется тем, ЧТО современный человек не потерял как качество. А если он потерял все, то он не человек. Можно сказать, что он постчеловек. Или неочеловек. Но он не человек. Совокупность «пост» или «нео» людей, не имеющих ядра и не способных ответить «нисколько» ни на один вопрос, не обладает Бытием. Можно с уверенностью утверждать, что такая совокупность не обладает и жизнью. А то, чем она обладает, следует назвать «постжизнью».

Тем, кто опять начинает раздражаться, подозревая в вышесказанном словесную эквилибристику, я должен задать один простой и очень практический вопрос: сколько стоит Родина? Или точнее: за сколько ее продаст наш российский капитал?

Если за 300 % прибыли он продаст родного отца, то за сколько процентов конкретно он продаст Родину? Люди, которые противопоставляют метафизике реальную политику, глубоко заблуждаются. Потому что единственный политический вопрос, без ответа на который невозможно ничто: ни стратегия, ни определение политического курса, ни совокупность антикризисных действий, ни внешняя политика, — абсолютно метафизичен: когда и за сколько наш капитал продаст Россию? Не отца, как говорили классики, а Родину-мать.

Чем является для капитала Россия? И если он собирается ее продать, то что надо делать с ним как с господствующим сословием? Что должно делать с ним общество (если общество, конечно, на вопрос о том, сколько стоит Родина, отвечает: «Нисколько»)? И что должна делать власть? Она сама чем себя считает? Частью господствующего сословия? Или субъектом исторического действия?

Конкретная перспектива продажи России (а точнее, осуществление развала России) была рассмотрена Збигневом Бжезинским сразу же после событий в Цхинвале. Уже 14 августа 2008 года он написал, что для ответа на русский вызов не надо затевать ни холодную, ни горячую войну. Надо просто проинвентаризировать, в каких банках находятся крупные состояния российских капиталистов, и предъявить обладателям этих состояний конкретный ультиматум: делайте то, что вам скажут, или лишайтесь своих состояний. Бжезинский настаивает на том, что одно такое конкретное действие разом оборвет все амбиции, все бряцания оружием в Цхинвале, а также после. И кинет к ногам США расчлененный труп жалкой страны, чье господствующее сословие не ценит ничего, кроме своих счетов в банках.