Сергей Кургинян - Исав и Иаков - Судьба развития в России и мире. Том 2

Мне отвратителен Ярославский с его версией христианства, его тупо-атеистическим духом. Но если выбирать между Ярославским и теми, кто считает себя его антиподами, а на деле является вывернутыми наизнанку клонами, то лучше уж Ярославский. Он — мерзость. Но его вывернутые наизнанку клоны — это мерзость в бесконечной степени. И ведь до боли ясно, что все эти изыски с Платоном и Плотином вместо Маркса и Энгельса нужны буквально для того, чтобы реализовать модель христианства как опиума для народа, поменяв знак в ненавидимых и презираемых большевистских концепциях и воспроизведя их «с точностью до наоборот».

В идеологии Ярославского «опиум для народа» — это крайне унизительная, предельно негативная оценка христианства. Все зацикливаются на этом. Вот ведь как Ярославский ненавидит замечательное христианство, какую идиотскую оценку дает сложнейший религиозной системе. Кстати, для Ярославского любая религия — «опиум для народа». Это называется «воинствующий атеизм». Но, конечно же, главная война объявлена православию. Да, идиотская война! Да, губительная, не спорю! Но в ней есть определенная логика.

Краеугольный камень этой логики — негативность «опиума для народа». Православие — «опиум для народа». «Опиум для народа» — вреден, и потому православие отвратительно. Вы не можете найти в этой логике ни одного позитивного момента? А я — могу! И не боюсь сказать об этом, оговорив, что никоим образом не солидаризируюсь ни с позицией Ярославского, ни с воинствующим атеизмом вообще. И все же есть одно звено в этой (повторяю, в целом порочной) логике, которое я могу принять. Я считаю, что «опиум для народа» — это мерзость. Я не считаю, что религия вообще и православие в частности — это «опиум для народа». Но «опиум для народа» мне так же отвратителен, как и Ярославскому. А вам?

Оставим в покое Ярославского. Он исполнитель. Над ним — партия и ее вожди. Партии нужен народ, полный страсти по Идеальному, народ, вдохновленный порывом высочайшего жертвенного энтузиазма. Такой народ нужен всем вождям: и Троцкому, и Сталину — всем! Спор между ними, повторяю, идет лишь о том, на что направить энтузиазм. Как им воспользоваться. Энтузиазм же всеми ими воспринимается как спасительное благо. Никто не вздыхает не только открыто, но и исподтишка: «Эх, поменьше бы его! Этого самого…»

Энтузиазм желанен. Он порожден новым, коммунистическим идеалом. Конкурирующие идеалы не сумели породить энтузиастического накала. Смогли бы — не было бы никакого коммунизма и никаких большевиков. Проиграв, эти идеалы должны уйти со сцены.

Не уходят? Их надо устранить, обеспечив тем самым структуризацию всего энтузиазма только вокруг победившего идеала. Так же рассуждали якобинцы. Так же рассуждали первохристиане.

Это аксиома победившей идеологии. Ярославский туп и прямолинеен. Он не осознает необходимости жизненных компромиссов между Новым и Старым. Но так же их не осознавали те, кто топил в реках волхвов или воодушевлял массы на крестовые походы. Грубая, прямолинейная и неадекватная оценка религии как «опиума для народа» может при определенном ее анализе дать для понимания существа дела больше, чем гораздо более умные и тонкие суждения по поводу религии вообще и ее значения для народа в частности. Вдумаемся: религию обвиняют в том, что она сковывает волю, обнуляет энергию. Да, это абсолютно несправедливо, но… «Скажи мне, в чем ты обвиняешь противника, и я тебе скажу, кто ты». Тот, кто обвиняет противника в том, что он сковывает волю и гасит энергию, обнажает свой восторг перед волевым и энтузиастическим началом. Ведь что такое «опиум»? Это успокоитель. Революционер кричит священнослужителям: «Успокаиваете людей, гады! Сковываете их волю! Не то что мы!»

Опиум… Человек, пристрастившийся к этому зелью, обесточен. Он, как и хронический алкоголик, не годен для напряженной, высокоорганизованной и высококачественной деятельности. Ярославский как бы говорит: «Нам нужны люди трудового и боевого подвига! А вам — покорные пофигисты». Человек высокой религиозной нормы возмутится и скажет: «Это нам-то не нужны подвижники и герои!» Он перечислит достижения религии на этой ниве. Но он тем самым признает ценность подобной нивы.

А теперь представьте себе, что кто-то, говорящий от лица религии, выдвинет другой желанный тип человеческой личности и тем самым скажет: «Да, омерзительный Ярославский прав! Нам нужен именно такой — внеэнтузиастический, внеподвижнический, внегероический — человек. У-спо-ко-ен-ный человек! Мы успокаиваем, хоть бы и за счет повреждения энергетических центров! Но это наше благое дело! Да здравствует «опиум для народа»! Да здравствует это великое лекарство от революции!»