Строуб Тэлботт - Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами

Тэтчер была первой из западных руководителей, публично заявивших, что Горбачев — советский лидер совсем другого типа. Осенью 1984 года, когда стало ясно, что Черненко уже не жилец на этом свете, она пригласила в Лондон двух человек, которые рассматривались в качестве главных претендентов на освобождающееся место: Михаила Горбачева и Григория Романова. Горбачев принял приглашение, и британцы сочли это признаком того, что скорее всего именно он получит этот пост.

Во время первого разговора с Горбачевым в декабре 1984 года в Чекере, официальной загородной резиденции Тэтчер, она прочла предполагаемому будущему советскому лидеру лекцию о том, как, с точки зрения тори, следует править в современном обществе: «Господин Горбачев, вы должны децентрализовать власть. Не позволяйте экономическим министрам править всем!»

Горбачев внимательно ее слушал, отмахиваясь от помощников, напоминавших о том, что он опаздывает на следующую встречу. После беседы с Горбачевым премьер-министр, выступая по телевидению, произнесла всего девять слов, тщательно подобранных ее помощником по иностранным делам Чарлзом Пауэллом: «Мне нравится господин Горбачев. С ним можно делать дела». Такая оценка из уст «железной леди капитализма», как ее называли в советской прессе, успокоила западных лидеров, которых волновала смена руководства в СССР.

После того как Горбачев пришел к власти, его отношения с Тэтчер подогревались не только ее готовностью ручаться за него перед всем светом, но и той откровенностью, с какой они беседовали о политике, идеологии, экономике и международных отношениях. Тэтчер говорила Горбачеву о том, «какая страшная вещь» — коммунизм. Советский Союз, утверждала она, повинен во многих бедах XX века…

Давний специалист по Советскому Союзу Джек Мэтлок, посол США в СССР, также высоко оценивал значение того, что делал Горбачев для изменения баланса сил в мире. При Мэтлоке Никита Хрущев зачинал «гласность» в конце пятидесятых годов, а в начале шестидесятых уже обрушился на художников и писателей. Да и меры, принятые Хрущевым по децентрализации сельского хозяйства и промышленности и сокращению вооружений, — то, что советские люди называли теперь «первой перестройкой», — были осуждены и оценены коммунистами-ортодоксами, сместившими его в 1964 году, как «безмозглые».

Мэтлок свободно владел русским языком и слушал высказывания советских граждан, чья жизнь менялась коренным образом. Консульские работники сообщали ему в конце долгого рабочего дня, как много советских граждан стали вдруг получать разрешение выехать на Запад. Вернувшись к себе в Спасо-хаус, Мэтлок включал телевизор и смотрел, как дотошный репортер сует микрофон под нос отнюдь не веселому местному партийному боссу и спрашивает, почему в таком жутком состоянии находится социальная сфера, или слушал беседу седобородого священника русской православной церкви, рассказывавшего о христианской доктрине бессмертия души.

В перелетах между Москвой и Вашингтоном Мэтлок всегда возил с собой кипу журналов и газет. Он читал статьи в «Советской культуре» о нелепости государственной монополии в производстве и распределении; в «Правде» — о некогда еретическом постулате, что интересы человечества выше противостоящих друг другу интересов рабочего класса и буржуазии; в «Известиях» — о том, как Запад был прав, считая, что сталинская внешняя политика после Второй мировой войны угрожала ему.

Мэтлок пессимистически смотрел на то, что Горбачеву удастся добиться успеха в своей собственной стране, а также удержаться у власти. Перестройка означала реформу цен, а это вело к инфляции. Возрастающая конкуренция в промышленности не могла не повлечь за собой безработицу. А гласность означала, что пресса будет сообщать об этих социальных бедах и сокрушаться. При этом демократизация позволит гражданам — и тем, кто способны покупать по более высоким ценам, и тем, кто лишились работы, — выбирать депутатов в советский парламент, а те в свою очередь смогут грозить кулаком Горбачеву и его министрам.

Тем не менее Мэтлок считал, что, какая бы судьба ни ждала Горбачева или отдельные части его программы, советская система уже коренным образом и весьма обнадеживающе изменилась и будет продолжать меняться, кто бы ни сел в Кремле.

В конце февраля Мэтлок уехал на несколько дней на дачу, принадлежащую американскому посольству в Тарасовке, с участком в пять акров, расположенным на берегу реки Клязьмы, в сорока пяти минутах езды от Москвы. Там, сидя в своей гостиной, выходящей окнами на березовый и хвойный лес, Мэтлок составил три длинные памятные записки, которые затем передал телеграммами в Вашингтон.