Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Мы проспали постиндустриальную эпоху. Мотором, движителем производства стали научные знания. Стремительно растет роль носителей такого знания, вообще — человеческого фактора. Эта истина уже стала банальностью. Но эта банальность не стала, к сожалению, стратегией. Структура экономики не меняется.

Затраты на оборону примерно в десять раз превышают затраты на науку.

Заработная плата ниже 3 долларов в час не обеспечивает даже простого воспроизводства рабочей силы, то есть ведет к деградации трудового потенциала. А у нас — 1,7 доллара. О каком «человеческом факторе» может идти речь?

Доля мелкого бизнеса: Япония — 53 процента, США — 51 процент, Великобритания — 51 процент. В России — 11 процентов. А ведь эти цифры — показатели экономической инициативы. Мы сами преграждаем ей дорогу.

Беда не в том, что наличествуют все эти минусы. Беда в том, что нет стратегии, направленной на развитие плюсов.

Если такой стратегии не будет, мы потеряем шансы стать даже рядовой великой державой.

Еще раз хочу подчеркнуть: я не пересказываю здесь какую-либо одну передачу. Я пытаюсь восстановить своего рода смысловой шампур для многих передач, шампур, на который нанизывались конкретные сюжеты, измеряемые недельным масштабом.

Конечно же модерновое, продвинутое телевидение, телевидение дизайна и ток-шоу, предпочитает — вместе с большинством телезрителей — сочные подробности. Но я изменил бы самому себе, если бы перестал работать с меньшинством, которое предпочитает видеть движение мысли, участвовать в нем. Руководство REN TV понимало меня и не вмешивалось в содержание передач.

Поскольку эту книгу, которую вы сейчас читаете, мне нужно было сдать в издательство в начале сентября 2002 года, в конце апреля я покинул REN TV и «Радио России» и плотно уселся напротив компьютера. Договорились так: если к сентябрю у радио и телевидения сохранится желание со мной сотрудничать, то я готов вернуться. Сегодня 25 августа. Мне осталось совсем немножко. Что касается радио, то я уверен, что меня там ждут. Что касается телевидения, такой уверенности нет. Допишу этот абзац сразу после разговора с Иреной Стефановной… [31] Дописываю. Ирена Стефановна была чрезвычайно любезна. Но интереса к сотрудничеству не проявила. На «Радио России» передачи возобновились 15 сентября.

С осени 2000 года в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) открывался факультет журналистики. Мне предложили попробовать себя в новом качестве. Поскольку в «Известиях» дышать становилось все труднее, я принял предложение.

РГГУ был образован Юрием Николаевичем Афанасьевым на базе историко-архивного института. Гуманитарные знания в широком диапазоне плюс современный уровень образования.

Мы были знакомы, но шапочно. Не делом, а словами. Я воспринимал Афанасьева как одного из лидеров и кумиров демократического крыла перестройки. Который, как все это крыло, оказался в стороне от власти. РГГУ был своего рода компенсацией. Он как бы заменил разбитое корыто перестроечных надежд, стал местом приложения нерастраченной энергии и долго вынашиваемых идей. Во всяком случае, я мог предположить, что в университете, где командует Афанасьев, можно будет дышать полной грудью.

Бюрократическая фантазия, даже у демократов, неисчерпаема. В рамках РГГУ существует Институт массмедиа (директор — Александр Германович Васильев). В этом институте и был создан факультет журналистики (декан — Захар Аменакович Асоян). А на этом факультете — кафедра журналистики. Вот эту кафедру — пока без людей и без помещения — мне и предложили возглавить. Приказ ректора гласил: зачислить Бовина А. Е. «на должность профессора кафедры журналистики с 22.09.2000 с последующим прохождением по конкурсу. Установить 16-й разряд оплаты труда ЕТС и доплату за ученую степень кандидата философских наук в размере 3 минимальных размеров оплаты труда. Возложить исполнение обязанностей заведующего кафедрой с доплатой 20 процентов основного должностного оклада за заведование кафедрой». Получалось примерно 7000 рублей.

В первый год у нас уже было три курса. Один — свеженабранный, а еще два — собранные из добровольцев, перешедших с других факультетов. Мне достался третий курс: 18 девочек и 2 мальчика. Достался в том смысле, что я должен был читать им «Введение в журналистику».

Естественно, еще летом я стал знакомиться с литературой, по которой журналистов учат журналистике. Первое впечатление: реальная журналистика, работающие журналисты — отдельно, а те, кто учит, — отдельно. Все то, что можно было объединить под титулом «теория журналистики», представляло собой либо набор банальностей, либо какие-то вымученные, далекие от журналистской практики построения. Возможно, мне не повезло, и я наткнулся не на те книги.