Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Ну ничего, дождетесь. Если не вы, так ваши потомки.

Вот так мысленно, а иногда, когда один, и вслух говорю, и давление быстро поднимается. Достаточно десяти минут, и можно выключать радио или телевидение. Так что делаете вы полезное дело, естественно, того не желая.

Еще раз спасибо, будьте здоровы. А дальше я мысленно говорю слова, которые вы уже прочитали».

Не очень приятно читать такие письма. Но, во-первых, их не так уж много по сравнению с «похвальными грамотами». Во-вторых, они позволяют лучше представлять себе страну, в которой живешь, и людей, для которых работаешь. И, в-третьих, аудитория все-таки потихонечку менялась, отпадали ярые «патриоты», больше становилось звонков конструктивного характера. Многие просят прибавить к передаче пятнадцать минут. Но тут начальство решает. Ведь кому-то добавить — значит у кого-то отнять. Не всегда это просто.

В 2000 году вышла моя первая большая книга «Пять лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна российского посольства (из дневника)». Собственно говоря, это был облегченный, сокращенный, коммерческий вариант книги «Записки ненастоящего посла», которая появилась в том же издательстве полугодом позже. Отзывы в печати были хорошие. Только из Киева пришло странное эссе Виталия Портникова под названием «Шестидесятники» (Зеркало недели. 2001. № 7):

«Несколько дней читал новую книжку Александра Бовина, посвященную годам его дипломатической службы. Читал не то чтобы с интересом, а с какой-то странной смесью уважения и раздражения. Такая неровная книжка! Только возникает уважение — удачная характеристика человека, точное видение процесса, и тут же маргинальная, преисполненная самовлюбленности мысль на следующей странице вызывает раздражение… И так все 815 страниц… Я вспомнил, как встречался с Бовиным в начале перестройки. Тогда он был ее заслуженным прорабом, я неимоверно радовался, что встречусь с настоящим мэтром журналистики. И действительно — Бовин дал мне блестящее интервью. Конечно, перед публикацией послал ему текст для проверки… До сих пор не оставляет меня чувство потрясения — в этом тексте каждая, ну буквально каждая строчка машинописи была перечеркнута, и над ней от руки были вписаны совсем другие слова — осторожные, округлые, лишенные блеска и откровенности нашего разговора…

Это — также причина для раздражения. Однако я все же продолжаю с чувством глубокого уважения относиться и к Бовину, и ко всей шестидесятнической элите. И осознаю, почему эти люди остались сегодня где-то на обочине постсоветского общества, хотя их ровесники продолжают руководить странами и регионами, считаются сильными политиками и успешными бизнесменами. Как по мне, существует две категории шестидесятников.

Первая — люди, сформировавшиеся уже в хрущевскую „оттепель“. Сформировавшиеся по-разному и в разных местах — кто-то на поэтических вечерах в Политехническом или на киевских встречах в парке Шевченко, а кто-то — в референтуре ЦК КПСС… Эти энтузиасты вынуждены были стать незаметными и серенькими, приноровиться к новым порядкам, когда „оттепель“ сменилась очередной реставрацией. И ждать своего времени вплоть до Горбачева. И оказаться калифами на час.

Вторая — и во время „оттепели“, и после „оттепели“, и в горбачевские времена, и в послегорбачевские были прежде всего послушными учениками — и в результате получили от жизни все: власть, деньги, иногда даже репутацию…

Я думаю, первые отличаются от вторых не способностями, не умением оперативно реагировать на требования времени, а только одним — наличием совести. Или хотя бы осознанием того, что совесть существует…»

Насчет совести коллега Портников прав. Шестидесятники вполне осознают, что она существует. Насчет интервью — не помню. Я обычно правлю интервью. Хочу как лучше, но не всегда получается… Насчет книги — пытаюсь понять. Определенная доза самовлюбленности входит в жанр мемуаристики. Ведь пишешь о себе, любимом. Даже когда пишешь о других. Помните: то, что Петр говорит о Павле, говорит о Петре больше, чем о Павле. От этого никуда не денешься. Я это чувствую и сейчас, когда пишу эту книгу. Вся штука в дозе, в мере…

В начале 2001 года «Огонек» востребовал мои мысли относительно лидеров уходящего века. Интервью (№ 3–4, 2001) было опубликовано под сомнительным заголовком «Конец политического театра». И снова (самолюбование?) начинаю с предисловия Михаила Поздняева: