Александр Бовин - XX век как жизнь. Воспоминания

Другая тема — форма подачи материала. Сложился удручающе казенный, скучный, стертый стиль. Одни и те же фразы, обороты. Очень много выспренности, барабанного боя. Классический пример — проект доклада Гришина о 65-й годовщине Октября. В общем, нужно учиться говорить нормальным русским языком, с нормальными человеческими интонациями.

Подлинным бичом стало всеобщее чтение по бумажке. Когда речь идет об официальных выступлениях — это одно дело. А когда на собраниях, митингах, сессиях Советов, на пленумах партийных комитетов, на телевидении и т. п. все читают — это производит, мягко говоря, не лучшее впечатление.

Судя по рассказам старых коммунистов, читать начали с середины 30-х годов. Боялись: чуть не то скажешь — посадят. Но теперь-то ведь не посадят, надеюсь. И надо возвращаться к традициям ленинских времен — свободно звучащее партийное слово, насыщенное мыслью, аргументами.

Следующая тема. Еще одна ленинская традиция — руководители должны систематически общаться, встречаться с массами. Когда Ленин приезжал на завод, в цехе выступал — вот это была идеологическая работа!

Приехать на завод, в колхоз, в институт, поговорить с людьми, выступить перед коллективом, рассказать о делах насущных, послушать людей. Но только не формально! Обязательно не формально!

Подумайте, пожалуйста, когда Вы в последний раз говорили с „простыми“ советскими людьми? Или прошли по улице? Или зашли в магазин? Или пошли в театр на спектакль, куда ломится „вся Москва“? Или прочли вещь, о которой говорит „вся Москва“ (например, „Вы чье, старичье“)?

Скажут — мелочи. Но без таких „мелочей“ невозможно ощутить, почувствовать атмосферу общественной жизни, настроения людей. А без этого, в свою очередь, очень трудно правильно ориентировать идеологический фронт.

Все, о чем я пишу, в высшей степени элементарно, даже банально. Но эти банальные истины приходится повторять, потому что мы духовно, нравственно все еще не можем вырваться из сталинских времен. Уверен, что многие наши экономические и иные трудности уходят корнями именно сюда. Так что перестройка идеологической работы становится ныне ключом к решению многих важных задач».

С начала сентября обосновались в Волынском-2. Надо было начинать заниматься планом и готовить Брежневу речь в связи с награждением Азербайджана орденом Ленина. А вообще спрос на речи явно превысил предложение. От Брежнева была заявка на заседание ПКК Варшавского договора и на статью по поводу 100-летия со дня смерти К. Маркса. От Андропова — на доклад на идеологическом совещании и «марксовское» выступление в Берлине. И еще Пономарев собирался опубликовать статью о Марксе.

Приезжал Гостев. Обстановку в хозяйстве описал словом «ужасная». Обложились всякими бумагами, чтобы встретить проект плана во всеоружии.

Но сначала — бакинская речь. В Москве все прошло гладко. Не гладко — в Баку. Брежнев перепутал папки. И речь, приготовленную для актива, стал читать на торжественном заседании. То есть не хвалить стал, а ругать.

Это была последняя поездка и последняя речь Леонида Ильича.

В октябре мы уже полностью переключились на план.

Но тут усилилась возня вокруг института Иноземцева. Воспользовавшись тем, что Николай Николаевич скончался, его идейные противники из аппарата ЦК и МК принялись громить институт. Собирались распускать партийную организацию. Арбатов получил из института сигнал SOS. Только Брежнев мог остановить партийных мракобесов.

20 октября мы были у Брежнева. Изложили обстановку.

— Что мне сделать?

— Позвоните Гришину и скажите, чтобы оставили институт в покое.

— Как его зовут?

— Виктор Васильевич.

— Хорошо.

Включил громкоговорящий аппарат. Гришин тут же стал рапортовать о завозе овощей в Москву. Брежнев еле остановил его.

— Что там у тебя с институтом Иноземцева?

— Да ничего, Леонид Ильич. Были какие-то неурядицы, но давно все прошло.

— Ладно. Ты разберись. Дай команду оставить институт в покое. В покое, понял меня?

Это был наш последний разговор с Леонидом Ильичом.

Пошли слухи о том, что Тихонову дали второго Героя. Но — без опубликования в печати.

3 ноября мы с Арбатовым у Андропова. По его словам, ему звонил Брежнев и дал указание, во-первых, заниматься кадрами и, во-вторых, вести (если нет Брежнева) заседания политбюро и секретариата.

Ю. В. поднял указательный палец: «Власть переменилась!» Понадобилось почти полгода, чтобы заинтересованные стороны поняли это. Состоялся довольно беспорядочный разговор. Арбатов шумел по поводу того, что на таможне Библии отбирают: «Сами себя позорим!» Андропов вяло отмахивался: «До всего руки сразу не доходят».