Екатерина Шульман - Практическая политология. Пособие по контакту с реальностью

Переворот – любимец политологов, склонных изучать легкоидентифицируемые процессы с четко очерченными временными границами. Есть база данных по всем мировым переворотам и множество исследований, показывающих, например, существование переворотов, ведущих к последующей демократизации. Это в основном характерно для стран, где армия является модернизирующей и секулярной силой, – тоже уходящая натура, как показывает пример сегодняшней Турции.

Известно, что вероятность внутриэлитного переворота не связана с популярностью или непопулярностью правителя, против которого он направлен, – потенциальные заговорщики живут в своем прекрасном мире и о состоянии общественного мнения имеют смутные представления.

Однако в новой вселенной всеобщей прозрачности популярность влияет на возможный успех переворота, что создает парадоксальную ситуацию, когда авторитарный правитель вынужден искать общественной поддержки и помощи тех самых социальных сетей, с которыми он боролся, пока гром не грянул. Более того, даже уровень транспарентности власти, то есть объем открытых данных, которые государство о себе публикует, соотносится с уровнем его иммунитета от внутриэлитных заговоров. Иными словами, чем более вы открыты, тем меньше вам стоит опасаться сценария «Как звери, вторглись янычары, падут бесславные удары, погиб увенчанный злодей». Правда, та же самая открытость, спасая режим от Харибды переворота, приближает его к Сцилле массовых протестов: чем больше избиратель и налогоплательщик о вас знает, тем больше у него шансов вспомнить, что он именно избиратель и налогоплательщик, а не подданный, осчастливленный вашим редким публичным появлением и подаренным в прямом эфире щенком.

Парадоксальным образом неудавшиеся перевороты скорее приводят к последующей демократизации. Если вдуматься, это довольно логично: если речь идет не о срежиссированном «убийстве Кирова», а о реальном внутриэлитном расколе, то преодолеть его можно, только опираясь на какие-то другие социальные страты. В случае с сегодняшней Турцией это общественное мнение и светские правоохранительные и судебные органы.

Если пересмотреть все перечисленные критерии и факторы, ведущие к демократизации или, наоборот, к упрочению авторитарной власти, то список начинает напоминать известные «три признака, определяющие цену недвижимости» – location, location and location. На всех трех и тридцати трех указателях, ведущих к авторитаризму, на самом деле написано одно и то же: изоляция. Все, что способствует изоляции, способствует и диктатуре, и наоборот. Это звучит зловеще, если вспомнить, что изоляция имеет на политическом языке другое название – суверенитет.

Собственно, то, что разнообразные международные исследовательские организации, такие как Freedom House или BTI, называют всемирным наступлением авторитаризма или авторитарным ренессансом, самими героями процесса ощущается и декларируется именно как торжество демократии – примат воли народной (которая может и возвращения смертной казни захотеть, и куска соседской территории) над неизбираемой международной бюрократией и навязанными ею правилами.

Весной этого года 146 американских ученых и публичных интеллектуалов обратились с открытым письмом к кандидатам в президенты. Там говорится, что за последние 40 лет число свободных демократических стран увеличилось более чем вдвое (под свободным и демократическим тут понимается accountable government – правительство, отчитывающееся перед гражданами). Одновременно, по индексам Freedom House, уровень свободы снижался в течение каждого года из последних десяти лет. Признаки снижения уровня свободы, которыми оперируют международные индексы такого рода, – это именно признаки изоляционистской политики: ограничения прав международных организаций, ограничения свободы прессы, прав НКО, прав граждан на собрания и передвижение.

Надо учитывать, что «новые автократии» хотят не столько реально отгородиться от мира (такое в действительности может позволить себе только Северная Корея, а это не та судьба, которой хотят для себя элиты коррумпированных сырьевых режимов), сколько быть частью мирового товарного и потребительского оборота и при этом иметь свободу рук внутри своей страны и (в случае более амбициозных крупных государств) в своем ближайшем окружении (она же «сфера влияния» или backyard). Соответственно, они производят зловещую риторику куда интенсивнее, чем реальные изоляционистские действия.