Екатерина Шульман - Практическая политология. Пособие по контакту с реальностью

Самое ценное открытие – что в минимально свободном социальном организме не может быть ничего полностью формального. Все, в чем участвуют люди, наполняется человеческим содержанием, даже если оно не совпадает с надписью на вывеске. Чтобы полностью выхолостить жизнь из выборной процедуры, понадобились все усилия советской тоталитарной машины – полное запрещение партий, безальтернативные кандидаты, полицейский контроль над явкой. В гибридном режиме сами усилия власти по фальсификации результатов выборов говорят о том, что эти выборы – не такая уж формальность.

В последние годы мы не раз наблюдали, как власть, создавая декоративные, по замыслу, псевдо-демократические структуры и процедуры, каждый раз сталкивалась с одним и тем же – как только в потемкинскую деревню приходят люди, она перестает быть потемкинской и становится настоящей. Это было с системой РОИ (Российская общественная инициатива) – очевидным эрзацем гражданского участия в законотворчестве, которое вообще-то должно происходить через избранных депутатов. Как только петиция набирала больше 100 тыс. голосов, власть была вынуждена ее отклонять – вместо красивой витрины получилось позорище.

Общественная палата была создана как псевдо-парламент без полномочий. Первая же попытка организовать сетевые выборы одной трети (!) этого игрушечного органа привела к тому, что побеждать стали независимые гражданские активисты. Опять пришлось устраивать полноценную фальсификацию, как будто речь шла о настоящих депутатских мандатах – с подкручиванием результатов в сети и привозом автобусов с полицейскими на избирательные участки.

О чем это говорит? Потемкинская деревня остается потемкинской только до той поры, пока в нее не приходят жить люди – тогда она внезапно начинает наполняться настоящей жизнью. Исследования показывают, что чем больше демократических институций гибрид сымитирует, тем выше его шансы со временем превратиться в настоящую, без эпитетов, демократию.

Всякий диктатор и полудиктатор когда-нибудь уйдет: важно, что произойдет потом. Мрачный пример Венесуэлы показывает, как уход лидера в политическом режиме, даже куда более персоналистском, чем российский, ничего не изменил в природе этого режима – потому что он оставил общество без институтов, с разрушенной структурой, с утерянными навыками гражданской солидарности. При этом политическая оппозиция там существует, и даже на выборах показывает более выразительные результаты, чем российская. Если теория гибридных режимов чему-то и учит оппозицию, действующую в тягостных условиях полуавторитаризма, где ей грозит не столько тюрьма (хотя и тюрьма тоже), сколько изгнание, «бытовая» смерть, изоляция и потеря репутации – так это тому, что ее спасение в горизонтальных связях, гражданской солидарности и кооптации в общественные и политические институты.

03.03.2015

Действительно ли политический режим в России держится на одном человеке? Являются ли волнения и гадания по поводу временного отсутствия первого лица доказательством того, что без него все немедленно развалится? Или, наоборот, сперва система начинает если не разваливаться, то проседать, а уже потом сочетание новостей и их отсутствия, прошедшее почти незамеченным два с половиной года назад (см. график публичных встреч президента – предыдущая низшая точка в частоте медиапоявлений Путина была в ноябре 2012 г.), вызывает почти что массовую панику?

Персоналистские режимы из всех видов автократий наименее склонны к передаче власти мирным путем, чаще этот процесс проходит с насилием, внешним вмешательством или в связи со смертью лидера (за которой также следует период насилия). Личные диктатуры держатся долго и уходят с кровью, оставляя за собой политические руины. Как ни странно, по статистике, учитывающей авторитарные режимы с 1946 по 1999 г., самые сговорчивые из диктатур – военные (хунты). Их правление длится в среднем меньше, чем у персоналистских режимов, они гораздо чаще отдают власть в результате переговоров или соглашаются передать ее победителю на выборах (см. Barbara Geddes. Authoritarian Breakdown: Empirical Test of a Game Theoretic Argument, 1999). Как известно, военные меньше всего любят воевать – максимальной кровожадностью отличаются штабные теоретики и самопровозглашенные патриоты из гуманитариев.