Сергей Кургинян - Содержательное единство 1994-2000

Все это не помешало нам выстоять и продолжать реализовывать свои цели – цели сохранения возможно большей субстанции государственности в рамках уже случившейся катастрофы. К событиям 1993 года мы были подготовлены уже гораздо лучше. Шельмовать нас в этой ситуации уже было бессмысленно. Надо было физически (то есть с автоматами) через спецагентуру внутри Белого Дома (конечно же, фашистскую и сугубо патриотическую!) выводить из того пространства, где мы реально могли не допустить желанного кому-то кровавого разворота событий.

Пребывание в Белом Доме раскрыло для меня спецаспект нашей политики с ужасающей и последней наглядностью и поставило передо мной ряд проблем интеллектуального и нравственного характера. К которым и перехожу.

Профессионалы и дилетанты

Перефразируя Маяковского, могу сказать: "Ненавижу всяческий дилетантизм, обожаю профессионализм в любом вопросе". В этом смысле мне бы очень хотелось, чтобы рефлексии, наподобие той, которую я здесь произвожу, осуществляли профессионалы. Но они то ли не хотят, то ли не могут. Между тем ситуация ухудшается. И "рефлексивная революция" становится единственным способом ответить на вызов времени. Вышеописанные изгибы и извивы судьбы сделали меня и моих коллег минимально способными к тому, чтобы хоть как-то инициировать хоть какие-то импульсы подобной крайне необходимой революционной рефлексивности (или рефлексивной революционности). Возникает естественный вопрос о том, как это соотносится со статусом ученого – человека, занятого объективностью, человека, сопровождающего политику на уровне этой объективности.

Не низводит ли любая такая рефлексия научную деятельность, респектабельную политологию на уровень неких теорий заговора, конспирологий и метафизик? Что ответить?

Во-первых, я давно наелся науки по горло, мог заниматься ею иначе. И это была бы тогда наука с иным подходом к строгости и доказательности, нежели вся, согласитесь, весьма проблематичная сфера гуманитарной респектабельности, цену которой я знаю с детства.

Во-вторых, я много раз наблюдал, как любая постановка действительно острого вопроса в научном сообществе мягко парируется, спокойно уводится в сферу респектабельной болтовни. Если подобный трусливый подход есть свидетельство научного соответствия, то вешайте на здоровье себе на шею эти свидетельства одно за другим. Тут уже вопрос морали, целеполагания. Желательно хотя бы при этом отдавать себе отчет, почему "не хочешь лезть" в единственно значимое, и не камуфлировать это свое нежелание некими весьма сомнительными научными "марафетами".

В-третьих, я не люблю конспирологию, теорию заговора и все прочие "прибабахи" не потому, что они ненаучные (по мне, лучше ненаучно затронуть важные для страны темы, чем сугубо научно толочь воду в ступе). А потому, что это блеф, упрощение, нужное для того, чтобы сбить с толку. Это "теория элит для бедных". А меня интересует теория элит без дураков. На уровне трудно добываемых данных, отсекаемых мифов, действительной истории групп и семей. Откликнувшаяся на интервью в "Людях" Старовойтова не может не знать, чем занимались Питирим Сорокин и Парето. Но она хочет забывать об этом и каждую попытку рефлексий на элитные проблемы выдавать за конспирологию потому, что конспирология ей не опасна. А реальная теория элит опасна, и очень. Если бы это была конспирология, никто бы не реагировал.

В-четвертых, серьезнейшая научная проблема (и впрямь требующая выхода за классическую теорию элит) связана с тем, что мы все более втягиваемся в воронку новой неклассической реальности. Не желая углубляться в дебри философии, я приведу банальные примеры из сферы собственно военной.

Достаточно долго, фактически до последних десятилетий, существовало классическое военное разделение на операции, роды и виды военной деятельности (морские, сухопутные и т.п.) и средства обеспечения этих операций, этих родов и видов деятельности. Одним из средств обеспечения давно являлись информационно-пропагандистские операции, спецоперации. Так это было, но это уже не так! Ярчайшие доказательства того, что это не так, – победа без войны над СССР и провал в Чечне. И то и другое не может быть верно понято, если не признать, что спецоперации, информационно-идеологические операции и психологические операции превращаются из "операций по обеспечению" тех или иных классических видов военной деятельности в самостоятельный тип войны! Относиться к этому типу войны как к обеспечению, то есть вести себя классически в неклассической ситуации, означает обречь себя на поражение.